дивчина! – сказала бабуля. – Красивая и не заносчивая, жаль только, что с дитем, а то была бы кому-то доброй женой!
Она снова с намеком посмотрела на внука, и Мишка Сапиенс опять разрумянился.
– А чем плохо, что с ребенком? – вступила в беседу Ирка.
– Ничем! – легко согласилась сговорчивая старушка. – Вот взять хотя бы Верку с четвертого этажа, она тоже с дитем, а мужа себе нашла, и неплохого, плиточник он хороший и непьющий почти. И Зинка с шестого тоже с пацаненком, тот уже в школу ходит, считай, недолго растить осталось, вот-вот парень на ноги станет и мамку освободит. А Зинка – девка справная. И Галка из второго подъезда…
Мишка Сапиенс мучительно закашлялся. Мне стало интересно, есть ли на ближних этажах и в соседних подъездах хоть одна несправная девка, которая не могла бы стать кому-то доброй женой, но на основательное изучение предложений самостийной брачной конторы Ксении Петровны не было времени.
– Так Маша, значит, одна ребенка растит? – спросила я, возвращая болтливую старушку к интересующей нас теме.
– Одна-одинешенька! – бабуля сначала пригорюнилась, а потом укоризненно посмотрела на Генку, который в очередной раз поменял окрас в сторону преобладания красного. – В таком большом городе одна девка бьется, тут у нее ни няньки нет, ни бабки.
– А ты, ба? – напомнил Генка.
– А что я? – Старушка показательно вздохнула. – Я, конечно, завсегда рада с мальцом посидеть, мне же страсть как хочется правнуков потетешкать…
– Спокойно, Гена! – шепнула я парню, физиономия которого приобрела пугающее сходство с надувным шаром самого что ни на есть первомайского цвета.
– Но Маша ко мне редко обращается, старается сама все успевать. Хорошая она мать! Кому-то будет доброй женой…
– Ба, я пойду, пожалуй! – не выдержал нечеловеческого прессинга Мишка Сапиенс. – Че-то мне ухи уже не хочется, я лучше прогуляюсь.
– И правильно! – крикнула ему в спину неунывающая старушка. – Торопись, гуляй, пока молодой, и погода хорошая! Чай, бабье лето стоит!
Матримониально озабоченная бабуля определенно воспринимала бабье лето как пик брачного сезона для тех, кто может стать кому-то доброй женой. Я загляделась на отступающего Генку: он заметно ускорился и вывалился за дверь прямо в домашнем трико и тапках на босу ногу – типичный человекообразный медведь-шатун.
Ирка сочувственно хмыкнула и постучала о край кастрюли ложкой, которой она собирала пену с бульона. Этот звук вернул меня к суровой реальности. Я обернулась к бабуле:
– Значит, говорите, вам случалось нянчить Машиного ребенка?
Я не думала, что этот простой вопрос вызовет какие-то трудности, но с уходом Генки в поведении Ксении Петровны произошла разительная перемена. Бабушка враз сделалась несравненно менее оживленной, и дружелюбия у нее заметно поубавилось. Очевидно, безотносительно холостого внука добрые девки бальзаковского возраста были ей неинтересны.
