император любил надевать по утрам, отправляясь на прогулку. Слуги принялись облачать императора с обычной деловой сноровкой.
Освободившись от рук лакеев, владыка тут же поспешил к зеркалу, где цирюльник припудрил ему щеки и выполнил несколько косметических мазков. Его Величество нетерпеливо отмахнулся от цирюльника и снова обратился к камергеру:
– Ou est ma tabatiere?[8]
– Как обычно вы оставили ее в малой гостиной на ломберном столике, Ваше Величество. – Невозмутимость камергера была той необходимостью, которая усваивается слугами только с годами безупречного служения. Федор Кузьмич запустил руку в глубокий карман своего сюртука и предъявил Государю требуемую вещицу.
Император подхватил табакерку и пошел вон из дворца по лестнице черного хода. Он всегда выходил через этот подъезд, если шел в Петербург гулять инкогнито. На площади, где должна была состояться экзекуция, всегда присутствовало не слишком много разночинного народа, но здесь можно было спокойно затеряться и не беспокоиться особо, что вдруг кто-нибудь из подданных узнает императора в лицо – все старательно соблюдали инкогнито Его Величества.
Нынче же императора подгоняло какое-то нездоровое любопытство, граничащее со страстью самому лицезреть происходящее: сегодня сквозь строй должны были прогнать его двойника. Скорее всего, унтер-офицера Струменского ждет мучительная смерть. Но жизнь этого служивого необходима Отечеству, точнее, остававшемуся жить высокородному двойнику. Зачем? В этом Александр до сих пор боялся признаться даже самому себе. За двадцать четыре года царствования он много чего натворил, да не в этом суть. Главное – стремление покаяться в грехах перед Отечеством, а для этого необходимо принести в жертву еще одного человека. Император поступал сейчас, как праотец Авраам: когда Господь потребовал принести в жертву сына, Авраам, ничуть не колеблясь, возложил на алтарь любимого мальчика и готов уже был нанести жертвенный удар, но Господь удержал его руку… Может, император сейчас тоже надеялся, что Всевышний удержит экзекуторов, и шпицрутены сослуживцев не разорвут кожу на теле унтер-офицера?.. Однако государь просчитался. Ибо Господь никогда не встревает в те дела, что идут не от Его имени…
Император прибавил шагу, поскольку раздалась барабанная дробь и заиграла флейта. Казнь началась.
Струменский, по счастью, оказался не в первых рядах подлежащих истязанию и, следовательно, «дождался» своего тайного зрителя. По пояс обнаженный, разутый и привязанный к штыку путами, стягивающими руки, не слишком молодой, лысоватый, но красивый унтер-офицер покорно подходил к строю солдат. Перед этим экзекуцию прошли уже несколько человек, холодные отшлифованные булыжники под ногами были залиты кровью, и свежий предосенний воздух последнего дня августа наполнился от нее горьковато-сладким запахом – запахом России. Видимо, стране этой всегда суждено омывать свои дни кровью убитых…
В юные годы, когда Александр был еще беззаботным царевичем, эта же площадь познакомилась
Где моя табакерка?
