к нему во сне и явился впервые отец, претерпевший муки: в монашеском подряснике, но с посохом епископа. Он поведал, что собирается отправиться по русским городам и весям, поскольку за четыре года своего царствования не успел этого сделать, а теперь вот в самый раз. Александр тогда проснулся в холодном поту и целый день не мог обрести покоя. Он долго молился в каком-то храме и вновь услышал голос отца, повторивший, что надо странствовать и отмаливать накопленные грехи, ведь недаром калики перехожие почитаются на Руси до сих пор.
Однако император никак не мог вспомнить церковь, в которой его посетило это первое откровение. На всякий случай он заказал своим портным настоящий монашеский подрясник, который теперь висел у него в гардеробной. Александр даже не примерил новую одежду, так как камергер Федор Кузьмич дерзнул посмеяться над монашеским нарядом:
– Что вы, Ваше Величество, разве так можно?! – ужаснулся камергер.
– Чем тебе не нравится православный подрясник? – нахмурился Государь. – Может быть, сам сошьешь?
– Да нет, Ваше Величество, – замотал головой Федор Кузьмич, – сшито отменно, ничего не скажешь, с двойным прихватом и подстежкой. Но в каких палестинах вы видели монахов в батистовых подрясниках? Люди Божьи, верно, даже слыхом не слыхивали о такой персидской материи. Представьте, идет по Руси калика перехожий, кусок хлеба выпрашивает, на ночлег просится, а у самого подрясник, как кафтан боярский, разве что золотом не шит?! Да за такой подрясник нищий может целую деревню себе купить вместе с крестьянами!
– Ну, хватит, хватит, – одернул Федора Кузьмича император. – Распорядись, чтобы сию одежду в гардеробную отнесли.
На том бы все и закончилось, только предстояла война с французами. Но за Русь вступилась сама Богородица. Государю доложили, что Царица Небесная явилась перед Буанапартом и повелела убираться ему вон из Москвы, не то, мол, худо будет. В россказни эти слабо верилось, тем более, что сообщали их те же монахи, прибывшие из Москвы. Однако французский император действительно кинулся вон из Златоглавой и даже Кремль не взорвал, о чем хвастался когда-то перед пани Валевской[12]. Факты – вещь упрямая, супротив них ничего не скажешь.
Тогда Александр опять услышал голос отца:
– Будет тебе царствовать, сын мой! Пора Богу послужить… Я тебя прощаю, несмышленыша, токмо не замай Родину, не разрушай державу… – голос батюшки Александр хорошо помнил и никогда не спутал бы его ни с каким другим.
Это произошло ночью в спальне, когда вокруг не было ни души. Лишь из коридора доносились размеренные шаги смены караула. Император лежал на постели, боясь пошевелиться. Сознание говорило ему, что так не может быть, все только кажется, но сердцем он чувствовал присутствие батюшки, переживавшего за сына и за державу Российскую, даже находясь в другой жизни.
В тот раз Александр все же примерил сшитый царскими портными монашеский подрясник. Одежда оказалась впору, государь
Графиня Мария Валевская, урожденная Лончиньская (1786–1817) – польская дворянка, дочь гостыньского старосты Матвея Лончиньского, любовница Наполеона I, мать его сына – графа Александра Валевского.
