нужно торопиться, пока не испортилась погода. На гряде постоянно гуляют ветры.
– И потом, не можем же мы нарушать покой «его императорского величества», – неохотно согласился с ним Бауэрс, кивнув в сторону пингвина, который так и не сдвинулся с места, разве что гортанно пророкотал что-то на своем императорско-птичьем языке.
Они ушли в сторону гряды, решив, что направят сюда группу после того, как обоснуются в лагере «Безопасном». Они явно торопились: по их подсчетам, уже двадцать третьего апреля на этой широте должна наступить полярная ночь – с ее теменью, штормовыми ветрами и морозами. И тогда всякие рейды придется прекратить, пережидая многомесячную ночь в базовом лагере, на томительной полярной зимовке, вплоть до появления солнца, увидеть которое странники смогут не раньше середины сентября.
Тем временем склад, который они решили заложить за ледовым барьером, должен был стать перевалочным. Большая часть груза, которую вспомогательным партиям в течение нескольких челночных рейсов удастся забросить в «Безопасный», затем будет транспортироваться все дальше и дальше, пока не будет заложен последний из экспедиционных складов, из которых станет пополнять запасы штурмовая группа капитана Скотта, идущая к полюсу.
Заложить этот лагерь они решили по ту сторону гряды, на небольшой возвышенности, с трех сторон прикрытых заледенелыми холмами. В нем полярные странники действительно чувствовали себя защищенными от ураганных ветров и снежных буранов, причем устроен он был на такой местности, пройти мимо которой, не заметив склада, практически невозможно.
Как только были установлены все три палатки, капитан приказал матросам сооружать ледовый грот, в котором должен располагаться склад экспедиции, а сам с зоологом Черри-Гаррардом осмотрел ногу доктора Аткинсона. Вид у нее был ужасный. Высокий консилиум, возглавляемый самим доктором, пришел к выводу, что дальше тянуть нельзя. Если этот гнойный нарыв не ликвидировать, во время последующего перехода он наверняка прорвется сам, и тогда может произойти заражение крови. В лучшем случае Аткинсон окажется надолго «прикованным» к своему спальному мешку, а болеть посреди ледового безумия Антарктиды – роскошь непозволительная.
Поскольку при одном виде крови Скотту до сих пор становилось дурно – старая, затянувшаяся неприязнь детства, – то он с радостью поручил обязанности эскулапа молодому лейтенанту Черри-Гаррарду, консультантом у которого выступал сам доктор. Когда, спустя полтора часа, капитан вернулся с разведывательного лыжного похода по окрестностям, нарыв уже был ликвидирован, рана промыта кипяченой водой и спиртом, а сам доктор с перевязанной ногой упакован в спальный мешок. Понятно, что на несколько дней он, по существу, выбывал из строя, зато теперь можно было надеяться, что вскоре их доктор пойдет на поправку.
– Никогда не думал, что первым своим пациентом в этой экспедиции окажусь я сам, – сокрушенно произнес Аткинсон, завидев капитана, – и что потери отряда тоже начнутся с меня.
