добиться отречения – пусть она это делает через своих начальников, а я до последней минуты буду действовать убеждениями, но не насилием…
Много и долго еще говорили у меня в этот вечер. Чувствовалась приближающаяся гроза, и жутко было за будущее: казалось, какой-то страшный рок влечет страну в неминуемую пропасть»{98}.
Со своей стороны заметим, что трудно поверить в искренность уверений тонкого политика и искушенного царедворца Родзянко. Вскоре события показали, и стало достаточно ясно, у кого и как «слово» расходится с «делом».
Относительно боевого генерала А.М. Крымова (1871–1917) следует заметить, что в его политической позиции не все было однозначно. Во многих взглядах он был введен в заблуждение, что несколько для него прояснилось, когда он побывал в Петрограде. Возможно, этим можно объяснить то, что Крымов практически никак не проявил себя в дни Февральской революции, а затем принял активное участие в «корниловском мятеже» против Временного правительства. Стоит в этой связи упомянуть еще об одной встрече генерала Крымова с генералом Дубенским в начале 1917 г.:
«В пояснение сего расскажу случайную встречу мою (в начале февраля) с генералом Александром Михайловичем Крымовым. О нем говорили как о выдающемся боевом начальнике, и имя его пользовалось большим уважением в Ставке. Я помню, как при каком-то сообщении о боях в Карпатах, где была дивизия Крымова, Государь сказал: “Там этот молодец Крымов, он управится скоро…”
Вот этого-то генерала Крымова, недавно прибывшего в Петроград, я встретил у начальника Главного штаба генерала Архангельского. Мы все трое были сослуживцы по Мобилизационному отделу Генерального штаба еще до войны и потому говорили откровенно и свободно. Генерал Крымов, большой, полный, в кавказской черной черкеске, с Георгием на груди, ходил по известному круглому кабинету начальника Главного штаба и указывал на целый ряд ошибок во внутренней политике, которые, по его мнению, совершил Государь. Он возмущался, негодовал, и когда мы спрашивали его, откуда почерпнуты им сведения о каких-то тайных сношениях Двора с Германией, он отвечал:
– Да так говорят…
Мы стали разъяснять Крымову и указывать, что многое в его словах преувеличено, извращено и передано в искаженном виде. Наш приятель стал задумываться, меньше возражал и в конце концов сказал: “Где все это знать у нас в Карпатах…”.
Генерал Крымов был человек горячий, неглупый, безусловно порядочный, но увлекающийся.
– А в Ставке часто бывал Распутин? – спросил он меня.
– Да он никогда там не бывал. Все это ложь и клевета.
– А мы на фронте слышали, что он был там вместе с царицей. Как это досадно, что подобные сплетни достигают позиций и тревожат войска, – сказал уже смущенно Крымов.
Крымов передал нам, что у них ходит слух о сепаратном мире и о том, что есть сношения между Царским [Селом] и Вильгельмом. Говорил он уже как о явных баснях, но вносящих сомнения, смуту.
Грустно
