палач собирался на светский раут лордов или Венский бал, но по какому-то нелепому стечению обстоятельств попал на скамью подсудимых.
– Однако, Георг, – мистер Рекотс не смог сдержать удивление, – одевать убийц с иголочки у гитан традиция?
– Что вы, дружище, – улыбнулся доктор. – Соплеменники отвернулись от него, как только Бузату стал палачом. Это случилось еще до моего приезда в город.
– Простите, вы не ошибаетесь? – деликатно поинтересовался Алекс.
– Я понимаю ваши сомнения, дружище, – улыбка стала немного шире. – Я переехал сюда из Будапешта пять лет назад. А Гавриил Бузату, отозвался на объявление бургомистра о вакансии палача восемь лет назад. Парню едва стукнуло пятнадцать, когда он пытал своего первого … – Георг немного задумался, подбирая подходящее слово, – подопечного. Из газет я почерпнул, им был разбойник Хенкер.
Пристав никак не мог успокоить зал, поэтому Георг склонился к уху товарища, чтобы тот его слышал.
– Венгр на протяжении четырех лет грабил купцов, путников и даже пилигримов богомольцев. Награбленное прятал в горах и, что вполне понятно, не желал делится со следствием сведениями о месте клада. Тут то и вспомнили о том, что хоть городского палача и уволили за ненадобностью в пятьдесят шестом году, но закон не изменили. Вакансия палача значилась в своде городских уложений. Но никто из горожан не хотел занять эту не почетную, но хорошо оплачиваемую должность. Пришлось взять единственного кандидата. К тому же подростка. Гавриилу поставили условие, если разбойник не расскажет о тайнике или умрет под пыткой, ему, палачу, ничего не заплатят.
К стуку молотка добавились трели полицейских свистков. Но шум не стихал. Жандармы принялись вытеснять зрителей из зала. Случилась давка, которая могла закончится бунтом. Но кто-то из офицеров догадался выстрелить в открытое настежь окно. В зале стало тихо. Лишь снаружи, с ратушной площади, доносился густой гам.
– Это последнее предупреждение! – натужно крикнул кто-то из судейских. – Хоть одно слово в присутствии судьи! Отправитесь по домам!
Подождав минуту, пристав торжественно объявил:
– Его высокопревосходительство, бургграф Брассо, почетный заседатель имперской камеры юстиции, судья гильдий сервитут, профессор Фрост фон Ленке!
Скрипнула высокая дверь и в зал вошел щупловатый немолодой мужчина в черной мантии и в церемониальном парике. Не мешкая, занял место за столом трибуны. Спинка огромного стула создавала для его скромного силуэта особый, торжественно величественный фон.
Недолго пошуршав исписанными листами, судья тяжелым взглядом осмотрел зал. Тихим, но уверенным голосом объявил:
– Учитывая скверность, жестокость и безнравственность рассматриваемых деяний, а также крайнюю степень уязвимости общественности впоследствии озвученных на заседании деталей, я, как судья гильдий сервитут, наделен полномочиями осуществить
