стечение несомненно роковых обстоятельств, которые судьба подготавливала ему сейчас в виде сюрприза, чтобы потом с железным упорством осуществлять нескончаемую полосу отказов в течение многих лет.
Валерьян позвонил Миронову ровно через неделю.
– Я выдержал бой с редакцией. Они кричали: «Кто он? От кого он? Мы его не знаем. Почему мы должны его печатать в нашем единственном оплоте патриотов России?» Я отвечал вопросами: «Юбилейную дату Бородинского сражения русский патриотический журнал обязан отметить на своих страницах? Вам нужен список его знакомств? Вы писатели, журналисты или сплетники?» Они были против, но срок их поджал. Главный сказал: «Я ставлю очерк этого Морхинина. Но ты у меня работать не будешь.» И вот – ваш очерк отправлен в типографию, а я уже устроился в другое место. Желаю творческих удач, – и Миронов повесил трубку, которая мягко мурлыкнула на прощание.
VII
Когда очерк Морхинина появился в «Нашем попутчике», это настолько подействовало на некоторых знакомых в Гнездниковском переулке и в ЦДЛ, что он стал ловить на себе пристальные – завистливые или враждебные – взгляды. При этом никто не высказывал ему ничего с точки зрения политической ориентации. Даже Лямченко при очередной встрече произнес несколько растерянно:
– Во прорвался… Кто бы мог подумать, шо ты самого «попутного главнюка» проскочишь… Он чужих не пускает нипочем, будь ты хоть Лев Толстой. Даже мои деревенские рассказы завернул. Меня, хлопца от земли, работника цэдээловского аппарата, своего в доску…
Правда, дальнейшие попытки Морхинина, являвшегося в «Попутчик» то с повестью, то с историческим рассказом, отвергались начисто.
Однажды почти состоялась его победа. Морхинин написал повесть о простодушной девушке из провинциального городка, обладательнице великолепного голоса, попавшей в Москву, окончившей здесь музучилище и ставшей певицей. Пройдя испытания в должности артистки хора со всеми коллективными мытарствами и даже телесными компромиссами, статная жертва театральных сластолюбцев почти осуществила свою мечту и добилась положения солистки оперы. Однако в конце концов поверженная титулованными конкурентками, изнуренная провокациями, интригами и оскорблениями, она была снова отброшена в безымянное творчество хора и едва не покончила со своей горестно застопорившейся судьбой.
Повесть представлялась Морхинину значительной вершиной. По всей видимости, она произвела впечатление на молодого редактора Сенева. Прочитавший повесть «Сопрано из Шуи», Сенев тепло сказал Морхинину:
– Вы молодец… Так этот театральный термитник показали… И язык классный, и вообще тема редкая… Я бы взял без единого замечания. Но такие значительные вещи мы отдаем на рецензию самому уважаемому автору нашего журнала…
Через месяц Морхинин получил свою рукопись обратно.
– Рецензенту не понравилось? – грустно спросил он, глотая очередной
