Руководство лихорадочно совещалось, какую книгу выпустить первой. Половина сотрудников разбежалась по каким-то коммерческим организациям, не имеющим отношения к книгоиздательству. Среди беглецов оказался и Владимир Цедилко, бросивший мечту о создании в Москве казачьего журнала.
Но это случилось спустя некоторое время. А до того, как с моста Москвы-реки российские танки открыли прицельный огонь из орудий по этажам белостенного здания парламента, Морхинин все раздумывал, куда бы отнести на предмет публикации свой новоиспеченный исторический очерк.
Зашел в редакцию газеты «Московская литература», где главным редактором был его знакомый Микола Лямченко. Тот встретил Морхинина дружески. Выпили бутылку очень посредственной «Тульской» водки и две бутылки кисловатого «Жигулевского» пива, сопровождая выпитое салом, порезанным на экономные кубики.
– Я тебя направлю с очерком в один альманах, – сказал Лямченко. – Там у меня приятель Виссарион Толобузов в главнюках сидит. Он хочет выпустить книжечку на тему 1812 года совместно с каким-то офицером. Так шо, думаю, твой «Дорохов» подойдет для этого предприятия тютелька в тютельку. А попробуй еще отнести и в знаменитый журнал «Наш попутчик». Говорят, очень привередливые там сотрудники. Вообще-то верно, да бис его знает: может, возьмут. Бывают всякие чудеса по воле Божьей.
К описываемым годам «толстые» литературные журналы отчетливо разделились на две враждебные системы: тут ощетинились патриотические (с почвенным ориентиром), а супротив антипатриотические (с прозападным, авангардным уклоном). Бывший оперный хорист, а ныне церковный певчий Валерьян Морхинин был простоват и не вполне понимал эти литературно-политические сложности. Думал так: напечатали вещь – значит, хороший писатель. Лямченко пытался разложить эти различия по идеологическим полкам. Но у Морхинина в голове такие градации пока плохо укладывались.
– В тумане бродишь, Валерьян, в тумане, – назидательно говорил ему, несмотря на разницу в возрасте, его литературный проводник. – Того и гляди, сманят тебя враги, и пропадешь ты, як последняя собака…
На это предупреждение молодого приятеля Морхинин только поморгал. Он положил в кейс «Дорохова» и, узнав местонахождение «Нашего попутчика», явился с наивной надеждой опубликоваться.
При входе в небольшой особняк стояли парни в сапогах, спущенных щегольской гармошкой. Один был в длинной белогвардейской шинели и фуражке с царской кокардой. Другой скрипел комиссарской кожаной курткой, а голову прикрывал краснозвездной «тельмановкой». Парни пропустили пришельца довольно беспечно. Тот, что в фуражке с кокардой, даже козырнул ему поощрительно, но сказал:
– Зря претесь, господин хороший. Мы вас не знаем. А раз мы вас «in face» опознать не имеем возможности, стало быть никакой вашей продукции в «Наш попутчик» пропущено не будет.
– Это точно, – подтвердил второй, в «тельмановке», – так же точно, дорогой товарищ, как невозможно
