на горло и разотрут в пыль.
Мысленно сделав себе памятку, что градоправителя нужно менять, я покопалась в сундуке. В нем лежали неплохие картины, серебряная посуда, золотой кубок, инкрустированный драгоценными камнями, парочка диадем и многое другое, что пряталось глубже. Что именно, рассматривать уже было некогда: явились парни, что на работящих мужиков походили мало.
Ссыпав все до единой монеты в пустой мешок, найденный на полу, я приказала мужчинам забрать его и сундук. Следуя за мной по пятам по дороге до замка, мои новые работники прямо-таки неустанно осыпали меня комплиментами.
У меня уши в трубочки свернулись от того, сколько слов в них влетело и вылетело. А уж когда один из них снял свою рубаху и бросил ее поверх лужи, что находилась чуть правее меня, а следовательно, не являлась для меня преградой, у меня и вовсе дернулся глаз.
Что это у нас за галантность, основанная на дурости, вдруг приключилась?
Пока мы шли, я как раз размышляла над этим вопросом, глядя на парней с исследовательским интересом. Все они были молодыми и дохлыми – сундук и мешок несли кое-как. И вот я бы вполне могла бы переправить все магией, но что-то мне подсказывало, что руки им освобождать не стоит.
И, как ни странно, оказалась права.
Стоило нам только попасть в замок да подняться на второй этаж в мою спальню, как мне сделали предложение, от которого я, по-видимому, никак не должна была отказаться. Будь у меня под рукой в этот момент что-нибудь тяжелое, так я бы зарядила без каких-либо сомнений. Так откровенно “развлечь госпожу” даже во дворце не предлагали. В этот момент я и поняла, о чем птички поют.
– Ну-ка, вон отсюда! – приказала я, демонстрируя магические искры.
Из старого замка трудящиеся выбегали в ужасе, а вслед за ними, чеканя шаг, шествовала я. В город я возвращалась злая, собираясь творить и вытворять.
И первым делом я отправилась на площадь к центральному столбу.
Если кто-нибудь когда-нибудь сказал бы мне, что я буду стоять посреди запыленной улицы и кричать во все горло о том, что в замок нужны работники, я покрутила бы пальцем у виска, демонстрируя все, что думаю по этому поводу. Ведь аристократия – это власть, это сила королевства. А еще голодная злая я, напрочь наплевавшая на этикет.
– Три работящих мужика! Две трудолюбивые девицы в служанки! – перечисляла я громко, а вспомнив о еде, поспешно добавила: – И кухарка! Все шестеро требуются для работы в моем замке!
– Свят-свят-свят… – прошамкала бабулечка лет восьмидесяти, обходя меня по кругу, будто прокаженную.
Еще немного, и она бы мне под ноги факел бросила. Если бы он у нее, конечно, был.
Люди шептались, люди глазели, люди работать не хотели. В их глазах застыли ужас и страх, словно они уже предчувствовали, что кого-нибудь из них я на себя работать совершенно точно заставлю.
Осознание быстро прокатилось по толпе. Толпа редела прямо на глазах.
Смекнув,
