– до самого лета, до иссушающей жары, – не вспоминал о молодой жене.
– Что же ты? – встревожилась дочь.
– Послушай, Шами, – ответила мать. – Ты слишком резва и непослушна. Здесь так не любят. В Сирии тоже. Ты у меня умненькая, хорошенькая, пойми, ты будешь одна в незнакомом городе, и заставить его жителей уважать и подчиняться себе невозможно. Но необходимо. Что касается мужа, – она погладила дочь по длинным распущенным волосам, – у меня есть ты, и я благодарна ему за щедрый подарок. Поверь, твой отец – незлой человек, он многое тебе позволял – садиться на коня, бить учителя по щекам, но дальше так продолжаться не может. Держись просто, но с достоинством, не отрезай косы своим подругам по гарему, не дерзи евнухам. И прошу тебя, – разрыдалась мама, – не верь чудесам. Чудес не бывает.
Шами вздохнула, глянула в сторону задернутой щели – в присутствии этого противного Сарсехима, в окружении воинов и диких кочевников, охранявших караван, глупо мечтать о чуде.
Но хочется.
Нестерпимо хочется!.. Хотя бы одним глазком взглянуть на выдумку. Пусть хотя бы издали поманит!.. Среди сопровождавших ее людей единственный, кто был ей близок, это начальник охраны старик Ардис. Он был из скифов – привез ее мать в Вавилон, там и остался в качестве наемника. Ардис рассказывал, что далеко-далеко на севере, за высокими горами есть страна, в которой властвуют женщины, а мужчин они держат в гаремах, выбирая того или иного на ночь, после чего забывают о нем.
Конечно, это небылицы: и зачем ей держать в гареме лысого мужчину с накладной бородой?..
Предостерегающий вопль часового заставил ее вздрогнуть. Шами, наплевав на запрет, высунулась из повозки.
Со стороны солнца, из слепящей, отливающей чернотой степи донеслось визгливое «ала-ала!» Конные фигуры изогнутой цепью приближались к каравану. Навстречу им с высоко поднятым штандартом поскакал старик Ардис. Ближайший всадник на ходу столкнул его с коня и прямиком помчался к коляске. Вавилонские воины бросились во все стороны, степняки поворотили коней и понеслись в степь. Сарсехим с трудом сполз с лошади и бегом бросился к повозке, залез под днище.
Царевна раскидала подушки и сверху, сквозь прутья решетки, глянула на евнуха. Губы у Сарсехима дрожали.
– Кто это? – торопливым шепотом спросила Шами. – Разбойники?
– Хуже, царственная. Ассирийцы! Боги-хранители, спасите мою голову!
Шами резко выпрямилась, несколько мгновений потратила, чтобы сообразить, чего можно ждать от ассирийцев. Если им и царский указ не указ, ничего хорошего от них не дождешься.
Она выскочила из повозки, вспрыгнула на брошенную евнухом кобылу, кое-как перебрала поводья и, подоткнув под себя тяжелое, немнущееся платье, поскакала в сторону утесов. Там среди каменных уступов ее будет труднее поймать.
– Ала-ала! – донеслось из-за спины.
Кобыла нехотя перебирала ногами, пришлось подбодрить ее пятками.
