style="font-size:15px;"> Подходит ко мне Виктор, кладет руку на плечо.
– Дело? – говорит.
– Дело, – говорю.
– Трудное? – говорит.
– Трудное, – говорю.
Вижу, хочется ему мне помочь, а расспрашивать, знает, не полагается.
– Секрет? – говорит.
– Секрет, – говорю.
Вернулся домой и… решил не бросать своего молочника, не останавливаться на полдороги: коли занялся молочником, так уж заниматься им до конца. Масло маслом, а ну как… Обманули меня раз эти псковские – не верю я им больше! Может, он действительно просто спекулянт, а все-таки надо проверить, что он из Петрограда повезет.
Улик нет, а совпадения неладные: останавливается во вредном этом особняке, живет у самой границы, и к тому же опять – псковской. “Проверь, проверь”, – твержу я себе…
На следующий день с самого раннего утра находился я уже на наблюдательном посту неподалеку от особняка. Часов около десяти вышел мой мужичок из дому. Мешок с бидонами на плече. Пошел на рынок, потолкался там, курточку какую-то купил, мануфактуру, всякую мелочь для хозяйства, – походил-походил и пошел оттуда прямо на вокзал. В буфете попил чаю и встал в очередь к билетной кассе. Все идет совершенно нормально. Взял билет, дождался посадки, ворвался с прочими пассажирами в вагон…
Проводник соседнего вагона был предупрежден о том, что он обязан предоставить в мое распоряжение служебное отделение в вагоне и в случае, если последуют от меня какие-либо распоряжения, им подчиниться.
Поехали, значит, мы во Псков Было начало декабря, темнело рано Электрическое освещение в вагонах тогда было неисправно – горят кое-где в фонарях свечи, сумрачно, скучно. Вагоны покачивает, колеса постукивают, пассажиров в сон клонит. Едем.
– Поди-ка ты в соседний вагон, – говорю проводнику, – оставь в двух фонарях какие-нибудь огарки поплоше, чтоб ничего нельзя было разобрать.
Прошел я потом в тот вагон, поднял воротник, нахлобучил шапку, чтоб не узнать меня было. В вагоне теснота. Однако нашел я своего молочника, разглядел. Вижу, сидит он почти что в середке, дремлет, мешок его под лавкой лежит.
Подсел я в соседнее отделение с краешка. Ближе к Луге, думаю, – пора. Совсем разомлели люди в вагоне. Ночь. Самый крепкий сон.
Вернулся к проводнику, объяснил ему, как найти молочника.
– Постарайся, друг, принеси мне его мешок, – прошу. – Имею желание взглянуть на его вещички и убедиться, не занимается ли данный гражданин спекуляцией…
Ушел проводник.
Минут двадцать спустя смотрю – волочит мешок моего псковича.
Признаться, вспомню, как в те годы действовал, так стыдно становится. Грубо работал, некультурно. Если, строже говоря, разобрать мои поступки, – ненужные вещи делал… Не умела еще голова работать. Надо знать психологию, уметь анализировать человеческие поступки, а мы тогда все больше вещественными доказательствами увлекались. Теперь я бы так устроил, что преступник, того
