Бесстыжее всовывание языка в прореху между зубов. – Перевернулась, легла, не просыпаясь, голой грудью на аполлона. – Запускание на набережной змеюки с бумажным хвостом. – Сигареты вог, блок; презервативы, пожалуйста. – Блок! – улыбка за моей спиной. – У тебя так ни разу и не было. – Да, у меня не было никого. – Я не о том спрашивал. – У меня никого не было, и кожа стала, как кирзовый сапог. – Надо съесть все абрикосы. – Ты, наверное, очень хорошо умеешь врать. – Умею, но скорее просто ничего не говорю. – Куда бросать ракушки? – Просто в костёр, сгорят. – Тебе надо ещё кровать переставить. – В детстве – менингит, говорили: или умру, или стану идиоткой, училась на скрипочке, разукрашивала фарфоровые чашки. – Пропажа российского сыра: крысы, ёжик, ворона? – Пожар на холмах, думал, дом горит. – В пять утра гонят коров, пастушок: пошла вперёд, сука-блядь-зараза. – Почему ты считаешь, что с сигаретой на кладбище нельзя, а голыми можно? – Всё время ветер дверью хлопает, всю ночь. – Я целовалась с Царицынской – а что, нельзя? Я очень на тебя тогда рассердилась. – Можно, конечно можно. – О чём ты думаешь? – Я думаю о том, что вот жизнь идёт или она проходит, что коротка или огромна. – А на вишне полотенце уже высохло. – Искусство как взаимоотношение с воздушным шаром, полным чудес, маринование мидий в стакане с луком. – Твои глаза никого не обманут, они не впускают, они отражают. – Куда же я буду смотреться, тут нет большого зеркала, а у меня осталось ещё семь вечерних платьев. – Когда у меня вырастет горб, к нему будут прикасаться, на счастье. – Ящерица в собственном соку, недожаренная устрица. – Почему ты всё время пристаёшь, когда я готовлю салат. – Потому что ты его готовишь голая. – Если хочешь, я могла бы его помыть. – Как плёнка документального кино, в последнее окно последнего вагона: уходящая дорога, подсолнухи ворочаются вслед за солнцем.
Чтобы зверь вырвался и начал куролесить. Кусает губы.
Молчание. Щелбан пуговице на моей рубашке: – Пока, – хрипло. – Ты на меня не сердишься? – За что? Нет. – Я цепенею, когда вижу тебя. Кажется, если тебя обниму – задохнусь от счастья. – Пауза, несколько шагов. – Можно, я тебя обниму? – Просто повернулась, руки опущены. – Прогуляемся до Спаса? – кивок. – Ты не жалеешь? – О чём? Нет. – Молчание. – У тебя удивительный характер. – Какой? – Все слова плохие, неточные, когда полюса, все ясны, заострены. Все твои проявления красивые. Я могу отойти как угодно далеко и молчать, чтобы не разбить. – Так и с девушками теми в пионерлагере и не поцеловался. И дискотека: «У той горы, где синяя прохлада, у той горы, где море перезло!» – так и не мог расслышать это: перезло, перешло, так и помню: перезло. Теперь они старухи. Потом уже, потом, красная чёрточка над верхней губой. – Резкое движение локтей. – Тебе больно? – Нет. – Что с тобой? – Молчание. – О чём ты думаешь? –
