глодать огромный мосел, нисколько не переживая по поводу своего музыкального фиаско. Все прочие тоже вернулись к трапезе и негромким разговорам с соседями.
И вдруг на фоне монотонного говора и стука посуды раздались торжественные слова «Интернационала». Антон Сергеевич никогда не умел и не любил петь. Но тут он ощутил непреодолимое желание выразить свои чувства через песню. Может быть для того, чтобы поддержать своего собрата по оружию, с которым завтра придется сцепиться не на жизнь, а на смерть. А может, для самого себя…
Нет, он не запел как Электроник голосом Робертино Лорети. Урсус пел своим голосом, но звук лился мощно и свободно, как никогда. Он слышал, что голос певца должен идти не из горла, а из груди, но никогда не понимал, как это возможно. А теперь чувствовал, как звук рождается и резонирует в грудной клетке.
Он выбрал «Интернационал», потому что эта песня из-за слов о рабах и последнем бое как нельзя лучше подходила к случаю. А еще потому, что это была одна из немногих песен, слова которых он знал от начала до конца. С детства. С детского сада, со школы, со студенчества…
На слушателей песня произвела сильнейшее впечатление, все затихли и обратились в слух. Это был фурор. Люди слушали слова на не существующем еще языке, и понимали их душой. Когда Урсус умолк, слышен стал звон ночных цикад. Потом Берцеллиус спросил:
– Про что песня, Урсус?
– Тебе лучше не знать, – последовал ответ.
Когда после бурного восхищения музыкой будущего пирушка вернулась в обычное русло, Хаган спросил Урсуса:
– А нам ты расскажешь про что песня?
– Конечно, друг мой. Она про нас.
И Урсус неожиданно для себя легко перевел «Интернационал» на латинский, кое-где даже в рифму. Все сидящие за столом для гладиаторов слушали, затаив дыхание. Когда Урсус закончил, долговязый негр-бестиарий по-своему повторил слова:
– Забрать свобода своя рука… – и ударил кулаками по столу так, что опрокинулся кувшин с вином.
– Так ты говоришь на латыни? – удивился Урсус. – А Гней говорил, что нет.
– Он так думать, – ответил с ухмылкой негр. – Пускай. Я плохо говорить, но хорошо понимать. Все понимать… Еще он думать, что Я съесть кусок Мардука, а не его любимый собака…
Урсус улыбнулся.
– Не смотреть на меня, когда говорить, – попросил негр. Сам он прикрывал рот рукой. – Я не хотеть, Гней знать, что я все понимать. Как он смеяться на меня. Я бить его слова назад в рот… А «Интернационал», что есть?
– Это вот как у нас: Хаган – германец, Агмон – грек, ты – африканец, а я вообще непонятно кто…
Когда к столу подбежал мальчик с тряпкой, ближайший надсмотрщик крикнул ему:
– Дай ему, пускай сам убирает! – он кивнул на негра. – Напился, скотина…
Жилы на кулаках бестиария набухли так, что казалось, сейчас лопнут. Урсус отвернулся,
