семьи, в которой я родился, из этого вшивого городишки и подальше от коммуны. Я сам, черт побери, не знаю, нахера пытаюсь взвалить на себя эту ношу!– Виктория, я предлагаю тебе уехать со мной, – произношу сухо.
– Куда? – тихо спрашивает она.
– Я живу… далеко отсюда, – отвечаю размыто на случай, если это муж подослал ее ко мне, чтобы разведать как можно больше информации.
– Я не могу, – она качает головой.
– А что тебя здесь держит? Дочки выросли, больше у тебя никого нет.
– Ну как же нет? – она неуверенно улыбается, только эта улыбка не трогает ее глаз. – У меня есть Джулиан.
– А, ну да, – хмыкаю я, опуская голову.
– Ты бы помирился с отцом.
Вскидываю на Викторию взгляд исподлобья и сверлю им так, что она начинает ерзать на месте.
– С кем помириться? С твоим подонком-мужем? – я слегка повышаю голос. – С тем, кто, напоминаю, забрал меня из семьи в неполных семь лет? С тем, кто засунул меня в гребаный ад?! Он разлучил меня с семьей! Все детство унижал! Ты вообще знаешь, куда он отвез меня?! – Виктория качает головой, глядя на меня широко распахнутыми глазами. – Ты, блядь, вообще знаешь, что такое коммуна?!
– Нет, – дрожащим голосом отвечает она, дернувшись от моего ругательства.
– Блядь, в каком мире ты живешь, а? – прочесываю волосы пальцами и откидываюсь на спинку дивана. – В шестидесяти километрах от вашего города процветает человеческий ад, а вы живете в своем пряничном домике и в ус не дуете.
– Какой еще ад, сынок? – тихо спрашивает она, положив руку на грудь.
– Коммуна, Виктория! – рявкаю я. – Место, где насилуют девочек, а из мужиков растят бездушные машины, созданные плодить себе подобных и обогащать правящую верхушку. И знаешь, кто создал это место? – понизив голос, подаюсь вперед, а Виктория качает головой. – Твой муж, – добавляю спокойнее. – Джулиан Майклс. Отец семейства, пастор и практически святой человек. Именно его нутро оказалось настолько гнилым, что он смог создать вот такое прелестное сообщество. Фиона, мама тебя любила в детстве? – перевожу взгляд на сестру. – Про отца не спрашиваю, этот ублюдок не способен на светлые чувства. Так что, любила?
– Да, – хрипло отвечает сестра, глядя на меня так, как будто я только что сказал, что предлагаю ей пожертвовать свое сердце на благотворительность, не дожидаясь смерти.
Снова смотрю на Викторию, кожа которой уже белая, как полотно.
– А в коммуне детей не любит никто. Даже их собственные матери.
– Джулиан как-то говорил о коммуне, – едва слышно говорит Виктория. – Там живут люди, которые хотят познать бога.
– Там старики насилуют юных девочек! Услышь меня! – рявкаю я. – Бога там нет! Только сатана!
Она крестится, что-то бормоча себе под нос.
– Я не верю, – качает головой. – Такого не может быть.
– Может, – раздается за моей спиной голос Кьяры,
