её по возможности, если не добрым словом, то хотя бы поднимая настроение брату, чтобы тот сделался ласковее и снисходительнее. Изяслав вернул из монастыря свою бывшую любовницу, мать Мстислава, но, за несколько недель поняв, что былого не вернуть и никакой тяги к ней он уже не испытывает, оставил женщину жить своей жизнью. А что её могло ждать, опороченную блудом? Святослав распорядился отправить её в Вышгород, заплатив ей достаточно мехов и драгоценностей, чтобы могла она до конца ни в чём не нуждаться. Ему удалось переспорить старшего брата, что в Новгороде, с Мстиславом, ей совсем не место. Не хотелось получить озлобленного племянника, которого распутница-мать никогда не сумеет воспитать достойно.
Теперь у Изяслава была какая-то очередная зазноба, но Святослав уже махнул рукой, не мешая удовлетворять похоть неугомонному брату. Скорее это даже походило не на истинное неиссякаемое вожделение, а на использование собственных возможностей. Тешить самолюбие можно было и таким образом, да это лучше, чем махать кулаками и оспаривать перед другими мужами, что он самый умный и властный. В мирное время князь волен развлекаться, как ему угодно, лишь бы при необходимости умел взять себя в руки и показать себя могучим воином и мудрым политиком, каким был их дед Владимир. Более шестисот наложниц не помешали ему укреплять государство, отбиваться от печенегов и возвысить род до небывалого до того величия. А принятие крещения помогло развить грамотность и науки. Столько рассудительных и мастеровых людей стало приезжать из Византии! Проходя мимо церкви, Святослав перекрестился. Потом заметил на ступенях выходящую изнутри Оду, жену Вячеслава27, недавно разрешившуюся от бремени, и поклонился ей.
– Доброго дня, княгиня! – поздоровался он.
– Доброго, конунг, – с сильным акцентом ответила девушка. Материнство пока на ней никак не отразилось, она была всё такой же хрупкой и стыдливой. Щёки её пылали, а глаза глядели с прежней невинностью.
– Как здравие ваше? Как дитя?
– С Божией помощчью, – неверно выговорила она, стараясь быть краткой, стесняясь своей неправильной ещё речи.
– Ну, и то хорошо! – поклонился снова Святослав и пошёл дальше.
За спиной Оды раздался вздох одной из боярских дочерей, что окружали её.
– Ах, до чего любезен Святослав Ярославич! Какой славный муж!
– Не надо! – обернулась к ней Ода, насупив брови. – Обсуждать конунг – дурно! Женатый конунг.
Девицы притихли, зашагав за княгиней. Но её возмущение было вызвано вовсе не примерным образом мыслей. Она не желала слушать то, что с трудом заглушала в себе самой. С самого первого взгляда, что упал на Святослава в Софийском соборе, когда они все стояли у саркофага Ярослава, и вошёл он, прибывший из Волыни, жизнь Оды потеряла прежнее спокойствие, а сама она забыла о безмятежных снах и смирении
Оду Штаденскую хроники называют женой царя русов без имени, поэтому на её счёт есть много версий, кто же из Ярославичей был её супругом, но поскольку так же известно, что у Оды был повторный брак, автор разрешает эту проблему по-своему.
