Афанасий Афанасьевич и бросил свиток.
– Читай! – крикнул с яростью в голосе Малюта. – Не кончил еще... не все...
Горбачев стал читать снова. Начался длинный перечень рукоприкладств. При произнесении своего имени каждый из присутствовавших невольно вздрагивал.
– Слышите?.. Что скажете? – зарычал Малюта, когда чтец кончил.
В церкви все безмолвствовало.
– Посмотрите поближе подписи, похожи ли на ваши? – спросил Григорий Лукьянович.
– Я не писал, а подпись свою по сходству отрицать не могу и не смею... – отозвался первый Горбачев. То же сказали и остальные.
– Воровски это сделано, милостивец, воровски! – Объяснили все хором.
– Воровски?.. – повторил Малюта. – Стало, подлог заподозреваете?.. Изрядно... Представим государю, что здесь было... и воровство укажем... несомненное, да получим приказ, что дальше делать. Перед вами все было, мы тут ни при чем...
Малюта направился вон из собора, унося с собою найденный столбец.
Вечером в этот же день он увез с собою связанного софийского ключаря, ничего не могшего ответить на вопрос, как очутился за иконой столбец.
Наступила для новгородцев пора томительного ожидания, чем разрешится вопрос о найденном какими-то неисповедимыми судьбами попавшем за соборную икону приговоре, доказательство огульной измены целого города.
Никому и не приходило в голову, что это дело рук любимца царя Малюты Скуратова и его клеврета, бродяги Петра Волынца.
Со дня на день паника ожидания возрастала. Из Александровской слободы стали между тем доходить далеко не утешительные вести. Пришло известие о смерти князя Владимира Андреевича и его супруги, княгини Евдокии, родом княжны Одоевской.
Готовящаяся гроза стала несомненна. Наконец 2 января передовая многочисленная дружина государева вошла в Новгород, окружив его со всех сторон крепкими заставами, дабы ни один человек не мог спастись бегством. Опечатали церкви, монастыри в городе и окрестностях, связали иноков и священников, взыскали с каждого из них по двадцать рублей, а кто не мог заплатить сей пени, того ставили на правеж: всенародно били, секли с утра до вечера. Опечатали и дворы всех граждан богатых; купцов, приказных людей оковали цепями, жен и детей стерегли в домах. Царствовала тишина ужасная. Никто не знал ни вины, ни предлога сей опалы. Ждали прибытия государева.
Ужас горожан, увеличивавшийся с каждым новым распоряжением, предвещавшим незаслуженную, а потому и неведомую грозу, достиг полного развития со вступлением в слободы еще тысячи опричников, когда царь остановился на Городище.
Чуть брезжился дневной свет в праздник Богоявления, когда владыка Пимен со всем духовенством пошел крестным ходом навстречу самодержцу при звоне всех колоколов в городе.
На Волховском мосту приблизившийся к государю владыка остановился служить соборне молебен о благополучном государевом прибытии. Чинно совершено было богослужение. Смиренно подступил владыка
