челом государю на отложение гнева царского.
– Бери его! – крикнул державный кромешникам, и через мгновенье лютые исполнители умчали из палаты преосвященного.
Тут же были схвачены бояре и дворяне, софийские духовные власти и вся прислуга владычная.
Царь с царевичем Иваном уехали на Городище.
Одни бояре московские остались доканчивать обед.
Опричники-ратники только и ожидали окончания трапезы. Едва разъехались бояре, как начался грабеж палат архиепископских и даже монашеских келий.
Из софийской церкви взяли ризничью казну, сосуды, иконы, колокола.
Обнажили и другие храмы в богатых монастырях.
Жители Новгорода в паническом страхе попрятались в дома свои, а иные даже покинули жилища и бежали в ближайшие леса.
Последние, как мы увидим, избрали благую долю.
Совершившиеся насилия были только началом конца.
III
Царский суд
Через несколько дней открылся невиданный в истории суд.
На Городище, на улице, наскоро было устроено возвышение с престолом для царя и креслом для царевича Ивана.
Возвышение это было обито сукном цвета пурпура. Вокруг этой эстрады разместились густыми рядами московские бояре и опричники, оставив широкое пространство для приближения к возвышению.
У его ступенек стояли столы приказных и дьяков, на обязанности которых лежало записывать показания приводимых к допросу новгородских обывателей и обывательниц, якобы прикосновенных к делу.
Григорий Лукьянович, стоявший во главе новгородских розысков, только что оправившийся и хотя все еще сильно страдавший от ран, полученных им от крымцев при Торжке, проявил в этом деле всю свою адскую энергию и, нахватав тысячи народа, что называется «с бору и с сосенки», захотел окончательно убедить и без того мнительного и больного царя, раздув из пустяков «страшное изменное дело» о существовавшем будто бы заговоре на преступление, скопом, целого города.
Розыски, впрочем, не привели ни к чему, никто на допросах, несмотря на пытки и истязания, не сознался в преступлении, которого и не существовало.
Следователь Малюта был поставлен в затруднение, но недолгое для его хитрого ума.
Он стал убеждать Иоанна, не чуждого, несмотря на свой высокий ум, предрассудков своего времени, в существование в деле колдовства, которое осветило души новгородцев нечистою силою.
– Удалось мне, державный, захватить до десятка баб ведуний, – докладывал он царю, – всячески склонял я их к признанию, священников заставлял их отчитывать, святою водою кропить... не поддаются чары дьявольские... упорствуют, проклятые, слова не добьешься от них... А может и духовные тоже осетены, так молитва их и не действует... Разве только лично ты, государь, поборешь словом да светлым взглядом твоим силу дьявольскую... – заключил хитрый доносчик.
Царю, видимо, понравилась эта уверенность в его победе над врагом человеческим.
