– пес, архимандритов пес, тебя бьют, а ты лижешь бьющую тебя руку. Нет, ты хорошо сделал, нечего раскаиваться!»
На следующий день я созвал членов «Филики Этерии». «Теперь, когда наш разум просветился, – сказал я, – наш долг – просветить разум народа. Такова должна быть великая миссия “Филики Этерии”. Куда бы мы ни пошли, где бы ни оказались, каждое наше слово, каждое наше действие должно преследовать одну-единственную цель – просвещать!»
И началось просвещение. Мы окончили гимназию и были свободны. Отец, желавший, чтобы я стал политиком, послал меня крестить ребенка в одно из сел. Я взял с собой обоих друзей, – представлялась хорошая возможность просветить село. Сразу же после крещения, когда мы сели за стол и начался праздник, мой сердечный друг разошелся, принялся провозглашать крестьянам и просвещать их. И перво-наперво он принялся рассказывать о происхождении человека: праотцем нашим была обезьяна, и не следует бахвалиться, что мы, дескать, привилегированные создания Божьи… Все время, пока мой друг витийствовал, поп смотрел на него широко раскрытыми глазами и молчал, но едва просвещение закончилось, сочувственно покачал головой:
– Прости, чадо, но все время, пока ты говорил, я наблюдал за тобой. Может быть, все люди и происходят, как ты говоришь, от обезьяны, однако ты, прости меня, происходишь прямехонько от осла.
Я вздрогнул и посмотрел на друга, словно видел его впервые. Массивная, отвисшая челюсть, большие оттопыренные уши, спокойные, бархатистые глаза, – действительно, как только я раньше не обратил внимания, что он похож на осла? Что-то внутри меня оборвалось, и с того дня я больше не посылал ему писем и перестал ревновать его.
В последующие дни, и ездя по селам, и находясь в самом Кастро, мы здорово натерпелись, желая просветить народ. Нас обзывали атеистами, масонами, продажными шкурами. Мало-помалу там, где мы появлялись, нас освистывали и забрасывали выжатыми лимонами. Но мы шли, осыпаемые руганью и лимонами, гордые и счастливые, что принимали мученичество во имя Истины. «Разве не так было всегда? – говорили мы друг другу, утешая себя. – И какое это счастье – умереть во имя великой идеи!»
В другой раз мы отправились втроем в зажиточное село, знаменитое своим виноградом, в двух часах ходьбы от Кастро. Село лежало у подножия священной горы Юхтаса, где, как говорят, похоронен отец богов и людей Зевс. Но и внизу, под камнями умерший бог сохранил свою силу, – он преобразовал возвышавшуюся над ним гору, передвинул скалы и придал им очертания запрокинутой лицом кверху исполинской головы. Без труда отчетливо просматривались лоб, нос и ниспадающая до самой равнины борода из дубов, рожковых и масличных деревьев.
– И боги умирают, – сказал наш товарищ, желавший стать изобретателем и принести богатство «Филики Этерии».
– Боги умирают, но божественность бессмертна, – ответил я.
– Что ты хочешь этим сказать? Мы не понимаем, – сказали
