пьяный, чем-то закинутый, но тягуче-опасный. И решимость во взгляде.Понимаю. Предел уже перешагнул. И это спокойствие… Показательное оно. Мишура.
Я всегда боялась наркоманов.
Увижу где-то шприцы использованные и сразу дрожью по коже. Меня очень хорошо обработали, чтобы я НЕ спокойно относилась к этому. А тут… Уже, наверное, нет. Где-то внутри так искрит, так тянет, так болит, что доводы разума затмевает и становится плевать.
Делаю плавный шаг, мне страшно, но я выбрала пусть. Выбрала! Наступила себе на горло и сделаю это. Сделаю сейчас, потому что больше нет ни времени, ни возможности… Всё может сорваться в любую секунду.
Не могу воспринимать его как мужчину, мужчины так не поступают. Да, он бесспорно хорош собой, максимально привлекателен. Тот самый мальчишка, что и тогда, когда выскочил ко мне на аллеи… но…
Взгляд мужчины падает на мои ноги, я в пижаме. Обычной хлопковой пижаме. Из всего что он мне притащил, упрямо выбирала лишь её.
Отвожу взгляд, смотрю на стену напротив. Мне тошно.
Мои квадраты «жилплощади» обустроены на славу, тут реально можно жить, единственное к чему у меня не доступа это кухня. Не знаю, чего он боялся. Что я вскрою себе вены или что отравлю их всех, но как выглядит дом я не знаю. В моём распоряжении комната и маленькая уборная, в которой есть душ, туалет и машинка стиральная с функцией сушки.
Последний раз не помню, когда в зеркало смотрелась… Такая у меня сейчас жизнь.
Он поднимается. Теперь я смотрю в упор. Подходит вплотную, взгляд осмысленный, но мутный. Нет явной агрессии, но я её улавливаю каким-то шестым чувством. И то, что он под чем-то, тоже каким-то иным чувством осознаю… Я просто знаю и брезгую. Так сильно брезгую, что липким потом обливаюсь.
Он столько раз делал мне больно действиями и словами, что я научилась читать его мысли. Сейчас тоже хочет сделать больно, наказать за все свои несбывшиеся хотелки. Ну… и просто хочет, что тоже, видно.
Хорошая девочка из хорошей семьи не могла попасть в такую передрягу, но как мы выяснили ранее, я не хорошая девочка. Уже.
– Ты какая-то странная… – с прищуром произносит.
Опускаю глаза и неопределённо пожимаю плечами. От него разит всем на свете. Тут в заточении я очень остро стала реагировать на любые «незнакомые» запахи.
Меня всю разрывает внутри от омерзения, уже к самой себе. Когда он сидел на кровати, когда его тут не было, осознать то, что я хочу сделать было проще.
Подхватывает подбородок, вынуждает на него смотреть. И я смотрю, в глазах слёзы. Слёзы бессильной ярости и боли, но он подумает иначе, потому что я говорю:
– Я так устала, Паша, я так устала… И мне так страшно… – голос дрожит, по щекам слёзы градом.
Следующее, что я делаю, это обнимаю. Кто бы ведал, насколько сильно приходится в себе сейчас глушить всё своё я. И омерзение, которого через край, как воды в бокале.
Покорно
