больших корзин наполнить!
Разинув рот и оскалившись, Сяоцзя не мог взять в толк, правильно ли он понял слова отца. Я-то, конечно, все до конца поняла, что он имел в виду. За несколько лет, проведенных с начальником Цянем, мой кругозор значительно расширился. Услышав то, что он сказал, я внутри похолодела, на теле выступила куриная кожа. На лице наверняка не было ни кровинки. За полгода толки о моем свекре расползлись по улицам фонтанчиками ветра и конечно же достигли и моих ушей. Собравшись с духом, я спросила:
– Свекор… Вы и вправду занимались этим ремеслом?
Тот уставился на меня своими ястребиными глазами и, останавливаясь после каждого слова, словно выплевывая железные шарики, произнес:
– В каждом… ремесле… свой… мастер! Знаете, кто это сказал?
– Это пословица, ее все знают.
– Нет, – сказал свекор. – Это сказал один человек, обращаясь ко мне. Знаете кто?
Я лишь покачала головой.
Свекор встал с кресла, держа четки в обеих руках. Одуряющий аромат сандала опять наполнил всю комнату. Отощавшее лицо покрылось слоем благородного золота, и он надменно, с искренним почтением и признательностью произнес:
– Императрица Цыси!
Глава 2. Бахвальство Чжао Цзя
Поговаривают, Южный ковш, что на Небесах, заправляет смертью, а Северный черпает жизнь. Человек должен подчиниться воле государя ровно так же, как трава следует дуновению ветра. Сердце человека должно уподобиться железу, ведь закон и устав подобны раскаленной печи. Даже камень, сколько бы он ни был твердым, боится встречи с железным молотом (и сию истину, по возвращении домой, я познаю сполна!). Кто я? В былое время – первый палач Великой цинской империи, имя которого гремело во всех залах министерства наказаний (прислушайтесь, может еще услышите раскаты того эха). Менялись главы у ведомства казней, точь-в-точь как лошадки в вертящемся фонарике. И только я, старик Чжао, так и продолжал сидеть на своем месте и вносил посильный вклад в дела державы, умерщвляя люд (резать головы – что резать овощи, драть кожу – что чистить луковку). Не сдержать мягкому хлопку в поле яркое пламя, не скрыть снегу тела покойников на том поле. Дозвольте уж, открою вам всю душу, а вы, юнцы, послушайте и рассудите: где здесь правда?
1
Что ты выпучила глаза и уставилась на меня, моя распутная невестка? Не боишься, что они у тебя выскочат из орбит? Твой свекор действительно занимался этим ремеслом, с семнадцати лет, когда разрубил по пояснице работника казначейства, укравшего серебро государственной пробы, до шестидесяти, когда провел «Казнь тысячи усекновений» наемного убийцы, устроившего покушение на сановника Юаня. Так вот и зарабатывал на хлеб целых сорок четыре года. И чего ты еще пялишься? Таких выпученных глаз я повидал немало, таращились они по-настоящему, вы таких не видали. Во всей провинции Шаньдун нет человека, который бы видел такое. Не говоря о том, чтобы видеть, от одного рассказа об этом в штаны наложите от страха.
