сколько деревьев можно спасти в масштабах одной школы, если перестать раскачиваться на стульях, вырезать на партах инициалы, а также иногда сдавать макулатуру, полученные сведения красочно изложить на двух листах ватмана, снабдив цифры понятными и доступными художественными образами. Но вчера – «клянусь прахом… я занимался другими делами, совсем другими».
– Обещаю… завтра, это мой прокол, – сказал он.
– Видите ли, Дмитрий, – начала она, и Ларин подумал, что цветы полить теперь точно не успеет. – Вы как будто игнорируете…
– …Надежда Петровна, простите, не успел. Каюсь. Жена рожает, я вчера…
Она слегка покраснела. Но только совсем чуть‑чуть, нисколько не почувствовав неудобства за бестактность, просто легкий укол. Румянец, выступивший на щеках, подсказывал, что у нее самой детей нет и собеседник, возможно, каким‑то образом знает об этом.
– Поздравляю, Дмитрий Сергеевич! Тогда, конечно, не спешите, но в ближайшее время… после того, как… вы же знаете, стенгазета нам нужна. А поручить больше некому.
«Придется Скокова просить», – подумал Ларин.
– Ну, бегите, а то цветы не успеете полить, – сказала Комарова, поправляя прическу.
«Везет кому‑то, – подумала она. – С другой стороны… столько мороки с этими детьми… и расходов. Никакой зарплаты не хватит. Интересно, как он справляется, ведь на зарплату учителя жить семье невозможно».
– Спасибо, Надежда Петровна, – ответил он.
Она проводила его взглядом до ступенек на второй этаж, покачала головой. «Хороший парень этот Ларин, жаль его – иметь такой потенциал и растрачивать впустую… Жаль».
Скоков заметил полу пиджака, мелькнувшего за колоннадой, когда Ларин уже скрылся на лестнице. «Раз на месте, значит, все нормально», – подумал он. Волнение немного улеглось. Математика последняя. Удивительно, но теперь Скоков ждал этот урок как никакой другой.
«Любые две прямые в геометрии Римана пересекаются», – подумал он. – Так и мы. Рано или поздно это должно было случиться».
Ларин открыл дверь в кабинет и, вместо того чтобы войти в кипящий, по обыкновению, рой учеников, оказался в прохладном, тихом классе. Пятый «Б», вопреки ожиданиям, являлся совершенно загадочным, необъяснимым, удивительным классом. Другое поколение, думал Ларин, оно другое даже по сравнению с одиннадцатым, этими прыщавыми детьми, у которых только и разговоров, что о выпивке и сексе.
Пятому классу ничего не нужно – апатичные, отстраненные, холодные и при этом умные. Он чувствовал, как иной раз у него на загривке шевелятся волосы от их ответов, совершенно поразительных, точных, словно высеченных в граните.
Иногда он давал им олимпиадные задачи, например, такую: «Проехав 1 км и еще половину оставшегося пути до почты, почтальону осталось проехать ¼ всего пути и еще 1 км. Чему равен путь почтальона?» Задача с виду легкая, но ее решение гораздо сложнее условия, и кого
