следом. Книги он сложил в пакет из большого торгового центра на Кинг Джордж, чек Витя забрал и положил в карман рубашки, предварительно сложив его пополам. Мама приучила его с детства к аккуратности.
На улице было темно и холодновато, как бывает только в Иерусалиме в октябре. Только в Иерусалиме и только в октябре.
Отец подруги Виктора Нины был капитаном милиции в Теплом стане или где-то рядом. В минуты трезвые и редкие Виктор называл ее Капитанской дочкой, она откликалась на эти слова как на законное имя. У нее был характер и воля. Капитанская дочка вполне могла добраться до Иерусалима при желании, Витю это напрягало в известной мере. У нее, короче, было все, все достоинства. А у него что? Водочное, максимум, коньячное дыхание, головокружительный выхлоп, и намек на признак, точнее, тень какого-то непонятного дарования, кружащую вокруг него, как крупная денежная ссуда без шансов на покрытие. На всякий случай напомним, что Нина его обожала, и ее приезд в Иерусалим был лишь делом времени. Кто мог ее удержать? Сдержать?
В тот вечер после выпивки с Кроном и его женой Хавой Витя напился до полного выключения сознания. К счастью, он не мог встать с кровати и дойти до холодильника, да там и не было ничего. Хозяин, как обычно, молился где-то возле Хеврона, Кроненберг был один. Он проснулся в четыре утра под открытым окном, одетый, в расстегнутой грязной рубахе. Он раздраженно согнал с рукава бородатых кривляющихся чертей, умудрился выключить чей-то зеленый горящий глаз в верхнем углу комнаты и посмотрел на распахнутую дверь. Там стояла в цветной кофточке с рюшками из нейлона роскошная, неотразимая красавица Нинка, гневная Капитанская дочка, 180 см роста, собственной персоной, нервная и, если честно, ослепительно привлекательная. Сил на то, чтобы выкрикнуть ей: «Не беснуйся, Нинка, не сходи с ума», – у Виктора не было. Горло пересохло и просто горело.
Она наставительно произносила ему букву за буквой, вбивая в воспаленный бедный мозг то, что он сам давно знал: «Думал спрятаться от меня в Вечном городе, мерзавец, да? Хитрован вшивый. Ты забыл, что я дочь действующего капитана милиции, забыл, да?! Я тебя выведу на чистую воду, я тебя поставлю на рельсы, я все расскажу о тебе и твоей матери, суке, кому следует в этом еврейском Краснодаре». Витя протянул руку, нашарил на полу, скребя пальцами по плитке, пустую тяжелую бутылку из-под напитка «777» и запустил ее в Нинку. Бутылка со звоном разбилась в коридоре на мелкие куски, со звоном стукнувшись о стену. Виктор, страдальчески застонав, глотнул зелеными губами из стакана на полу возле кровати теплой воды и возвратился в свой горящий сон без сил и без надежды на что-либо хорошее – и без никакой надежды вообще.
Лучше не знать, как он дополз с закрытыми глазами до ванной, сел на ледяном полу, и дотянувшись из последних сил до ручки, включил воду в душе. Несколько раз он менял горячую воду на холодную – и через минут десять Витя очнулся, вернувшись в жизнь. Он вскипятил чайник и, вылив воду в литровую банку, выдавил в нее разрезанный напополам лимон с дерева, которое росло в сквере на улице Рамбан за
