сказал он.
При тусклом свете своей лампы я не узнал его, но звук его голоса пробудил во мне старые воспоминания. Это был Валетти, один из тех немногих друзей, которых я знал в городе Париже во время своих занятий. Он сказал, что случайно приехал во Флоренцию, где его отец живёт знатным человеком, услыхал о моей истории и пришёл, чтобы ещё раз увидеть меня и от меня самого узнать, как я мог так тяжко провиниться. Я рассказал ему всю историю. Он, казалось, очень удивился ей и заклинал меня всё сказать ему, своему единственному другу, и не покидать этот свет с ложью. Я поклялся ему самой дорогой для меня клятвой, что сказал правду и что надо мной не тяготеет никакой другой вины, кроме той, что, ослеплённый блеском золота, я не постиг неправдоподобности рассказа незнакомца.
– Так ты не знал Бианки? – спросил он.
Я уверял его, что никогда не видел её. Тогда Валетти стал рассказывать мне, что в этом деле есть глубокая тайна, что губернатор очень поспешно произнёс надо мной приговор, а в народе появился слух, что я уже давно знал Бианку и умертвил её из мести за её брак с другим. Я заметил ему, что всё это соответствует Красному Плащу, но я ничем не могу доказать его участие в этом деле. Валетти рыдая обнял меня и обещал мне сделать всё, чтобы по крайней мере спасти мою жизнь. У меня было мало надежды, но я знал, что Валетти умный и сведущий в законах человек и что он сделает всё, чтобы спасти меня.
Два долгих дня я был в неизвестности. Наконец явился и Валетти.
– Я приношу утешение, хотя и печальное. Ты будешь жив и будешь свободен, но потеряешь руку.
Тронутый этим, я благодарил друга за свою жизнь. Он сказал мне, что губернатор был неумолим и не позволил снова расследовать дело, но чтобы не показаться несправедливым, он согласился наконец сообразовать моё наказание с наказанием, постановленным в книгах флорентийской истории, если в них найдётся подобный случай. Тогда Валетти и его отец стали день и ночь читать старые книги и наконец нашли случай, вполне подобный моему. В книгах приговор гласит: ему должно отрубить левую руку, отобрать его имущество, а самого его навсегда изгнать. Таково теперь и моё наказание, и я должен готовиться к тому мучительному часу, который ожидает меня.
Я не стану изображать вам этот ужасный час, когда я на открытой площади положил на плаху свою руку, когда моя собственная кровь ручьём полилась на меня!
Валетти принял меня в свой дом, пока я не выздоровел, а потом великодушно снабдил меня деньгами на дорогу; ведь всё, что я приобрёл себе с таким трудом, стало добычей суда. Из Флоренции я поехал на Сицилию, а оттуда с первым кораблём, который застал, в Константинополь. Мои надежды были обращены на ту сумму, которую я передал своему другу, причём я просил его позволить мне жить у него. Как я изумился, когда он спросил меня, почему же я не еду в свой дом! Он сказал мне, что какой-то иностранец купил на моё имя дом в греческом квартале и при этом говорил соседям, что скоро и я сам приеду. Я тотчас же вместе с другом пошёл туда
