в области моих клеток или молекул или «человечности»: возбуждение должно начинаться в центре и продвигаться через каждую область по очереди, развиваясь по мере продвижения.
Здесь, в центре, я действительно действую, и действительно воздействуют на меня[84]. Здесь я хозяин, здесь находится мое внутреннее уединенное убежище – остальное лишь пристройка. И я нахожусь дома: те, кто считает, что они застали меня на улице, странствующим по другим областям, ошибаются. Они видят мои тени, безграничные по численности и разнообразию проявления, но сами по себе слабые. Они видят внешности этой центральной реальности, которая, хотя и неизменна, вместе с тем является инициатором и объектом изменений; которая, хотя и единственная, тем не менее, порождает бесконечное множество; которая, хотя и является ничем, вместе с тем является источником и вместилищем всего.
Для Парменида идея изменений была немыслимой: как может вещь возникнуть из того, что является отличным от нее? Гербарт придерживался схожей точки зрения: изменение вызывается или внутренней причиной, или внешней причиной, или оно беспричинно – и ни один из этих трех вариантов не логичен.
Я здесь действую – но как? Я двигаю это пресс-папье. Так как оно цилиндрической формы, оно катится по письменному столу. Вместе с тем пресс-папье является самим собой, а я являюсь самим собой. Мы – две разные вещи. Никто не смог бы нас перепутать; между нами нет никакой тайной договоренности; то, что мое, принадлежит мне. И его нельзя спутать с тем, что принадлежит этому куску металла. Как же тогда я его двигаю? Каким образом «движение» может меня покинуть, выпрыгивая каким-то невообразимым способом с кончиков моих пальцев и поселяясь в пресс-папье? И каким образом пресс-папье, который теперь уже откатился обратно, в свою очередь может подарить моей руке частичку своего движения[85]? Как показал Юм, этот переход от одного состояния к другому, этот переход от причины к следствию не является полностью естественным: он просто распространенный[86]. Я страдаю от заблуждения, что если сто раз наблюдать определенное явление, вызванное определенными причинами – это значит понять, как и почему оно это делает и обнаружить некую лежащую в его основе необходимость. Мне кажется, что я знаю, почему мое пресс-папье двигается, когда я его толкаю, но на самом деле я не знаю, почему бы ему не пройти сквозь мою руку или взорваться или превратиться в сотню маленьких пресс-папье или даже начать со мной разговор на тему того, что ему делать. Я не могу объяснить, каким образом возникает какое-либо явление и, тем более, почему определенное явление регулярно вызывается определенной причиной.
Причинность – глубокая загадка, тем не менее, это загадка, которая находит себе место в общей схеме. Два круга соприкасаются, но какими бы большими ни были их диаметры, область контакта бесконечно мала: то место, где они едины – это то место, где они – ничто. Если я и мое пресс-папье воздействуем друг на друга, то это
О непосредственности взаимодействия «голых монад» см. Уорд,
См. Паулсен,
Причинная эффективность (согласно Юму) существует не в объектах, а в уме. Когда я вижу, что связь между двумя объектами постоянно повторяется, я понимаю, что один из них является причиной другого. Ибо, после частого повторения, я нахожу, что, при появлении одного из объектов ум (согласно установленному обычаю) должен считаться с его привычным сопровождающим и рассматривать его в более сильном свете из-за его связи с первым объектом. Именно это ощущение, или
