с чистой совестью» – вот, какой я лжец. Не стоит забывать, что как бы люди не уважали драгоценных родителей своих друзей, но с их детьми нас связывает большая обязанность, которая гласит: «Лучше взять на себя грех и груз, нежели выдать своего друга».
И тогда-то мы пообещали, два веселых друга и одна малолетняя подруга, что жизнь не сможет так легко и глупо разлучить нас. О, как же мне забавно и одновременно грустно от того, как мимолетны наши речи; как я слаб и изменчив в своих обещаниях! Ну разве быть таким, не значит быть предателем общей клятвы, данной по утру?
В лучах костра я услышал чересчур знакомый смех. Оливия опять веселилась. Держа аккуратно наполненную рюмку, танцевала с одной из старших девиц. Волосы ее разлетались в разные стороны, что лица почти не было видно. Грейс огляделась и не заметила моей заинтересованности.
– Ты будешь пить? – спросила она немного с волнением.
– Нет, не буду.
– Ладно, – со скрытым облегчением ответила она и прошла чуть дальше, вглубь толпы, больше не нуждаясь в моем близком присутствии.
Кто-то начал с одной песни, все дружно подхватили и начался вой. Такой громкий, фальшивый, но душевный. Ребята не стеснялись прикасаться друг к другу; кто-то отводил девушек в сторонку и признавался в чувствах; кто-то просто радовался моменту отдыха; а кто-то, совершенно одинокий, чувствовал себя частью чего-то единого.
На другом конце костра я увидел Грейс со спины и решил подойти. Но не прошло и пяти минут как я понял, что делать здесь мне абсолютно нечего. Переступая через бревна, пробираясь через людей, думаешь: «Как бы никого не задеть?»
– Джеймс? – позвала меня кто-то из девушек.
Я обернулся и увидел сидящую, не примечательную девчонку на высоком пеньке. Я замялся и ждал от нее дальнейших слов, хотя припомнить ее я совсем не мог. Она медленно встала и со всей женской силой дала мне ожесточенную пощечину, к которой ни я, ни рядом сидящие люди, (возможно ее друзья) готовы не были. По щеке раздалось жжение, но больше этого я хотел объяснений.
– Кто ты вообще такая, чтобы трогать меня?!
– Я…
Ярость пропала из ее глаз, остался всего лишь страх, что был точь-в-точь похож на страх кролика, попавшего в ловушку.
– Я спрашиваю тебя, кто ты такая? – уже более спокойно спросил я ее, сверля взглядом.
– Розалина… я Роза, которую ты так любил, полгода тому назад.
Я обернулся посмотреть, не делась ли куда Грейс. Она была там же и с кем-то увлеченно разговаривала.
– И что ты хочешь от меня, милая Роза? Я даже не припоминаю тебя.
– Такого не может просто быть! Мы так любили друг друга, Джеймс… Перестань играться, я все приму, все оправдания. Куда же ты пропал на все это время? Я прощу тебе это, но только объяснись! – она нежно взяла меня за плечи. – О, Джеймс, я даже написала стих о нашей горестной разлуке! «Любовь полна отчаянья, в момент ее распада, но наша, верю я…»
– Не
