я, чтобы поддержать разговор.
– Да, это было весьма оригинально, – Лив засмеялась, и ее смех окончательно выбил меня из колеи. Звонкий, как колокольчик, как всегда непосредственный и беззаботный. У меня в груди вновь появилась боль, и я с шумом втянул воздух.
Кажется, Лив тоже заметила, что мы оба ненадолго забыли, кто мы такие. Что мы больше не те же, что четыре года назад. Она задумчиво заправила волосы за уши и прикусила нижнюю губу. Она переводила взгляд с меня на далекий костер и обратно.
От меня не ускользнуло, что она следила за мной во время разговора с Марли. Правда, я не понимал, что это значит. Неужели приревновала? Она, которая привела с собой шведского Адониса?! Уму непостижимо. В конце концов, это ведь она меня бросила.
– А как дела… у твоей семьи? – осторожно спросила Лив. Мы кружили, как два фехтовальщика. Никто не осмеливался задать деликатный вопрос, спросить что-то личное. Никто не решался нанести первый удар.
Я пожал плечами.
– Эмми теперь студентка. У мамы все хорошо. А вот с папой два года назад случился инфаркт.
Лив приложила ладони ко рту.
– Ой, Уилл, как ужасно!
– Ему провели шунтирование сердца, так что ему уже лучше.
– Это просто… Мне очень… мне очень жаль, – она не до конца опустила руки, словно желая протянуть их мне. Или обнять? С этим она на несколько лет опоздала.
Мне стало интересно, чего же ей жаль. Что моему папе плохо? Что она не знала об этом, потому что не считала необходимым со мной общаться? Или что это сложное время мне пришлось пережить в одиночку? Хотя я был не один, друзья всегда были рядом. А вот она – нет.
Старая злость на Лив постепенно начала вырываться наружу. Я смотрел на ее лицо, влажные ресницы, дрожащие губы. Пора наносить удар.
– Теперь папа не так много работает. Мама не позволяет. Он неофициально ушел на пенсию. Поэтому у меня в последнее время много работы.
Лив поджала губы. Она знала, зачем я поднял эту тему. Она с самого начала была камнем преткновения между нами. И это не изменится никогда. Я знал ее мнение на этот счет, она знала мое. Необязательно было это обсуждать. Но ведь она сама спросила. К тому же у нас так было всегда. Мы никогда не могли поддерживать светскую беседу, говорить ни о чем. С самого начала наши разговоры были гораздо глубже.
Она коротко кивнула, ее взгляд ужесточился.
– Уверена, ты превосходно справляешься.
Я едва не фыркнул, но сдержался.
– А ты? Как ты справлялась в Европе? – если уж начал, пора наносить смертельный удар.
– Не так уж плохо, – пробормотала она. Тема, очевидно, была ей неприятна. Она вновь начала разглядывать бирюзовые ногти на ногах. Потом расправила плечи и подняла взгляд. Ее глаза воинственно пылали. – Нет, знаешь что? Там прошло лучшее время моей жизни! – «И я не буду за это извиняться», – эти слова явно прозвучали, хотя она их не произносила.
Ага! А вот и она, моя Лив. Воинственная, упрямая, полная огня. Довольно дружеских церемоний.
– Лучшее
