было собрать всех вместе в комнате муаллима и вспоминать Пророка с радостью. Три дня учитель толковал суры[7], рассказывал хадисы и притчи. И вспоминал то, что довелось ему пережить вместе с Пророком. Это были спокойные дни, слегка окрашенные печалью. Но и в печали, как повелел Посланник Аллаха, люди должны обретать радость.
До сих пор я помню рассказ учителя о том, как Пророк произнес свою первую проповедь. Это случилось за три года до Хиджры. История не стала хадисом, хотя мы знаем содержание этой первой пятничной проповеди, но в записях не осталось рассказа о том, как это произошло.
Абу Бакр рассказал ее просто как ближайший друг и обычный человек. В тот день он решил зайти в гости к Мухаммаду, и почти возле его дома заметил большое скопление людей.
«Там были люди всех возрастов – и старцы, и дети. Я увидел в центре толпы Мухаммада, он был одет в чистую белую одежду, которую с недавних пор носил только по пятницам. Он всегда утверждал, что Аллах любит белый цвет. Поэтому на фоне разномастной толпы он сильно выделялся, и взгляд любого невольно обращался к нему. Я заметил, что его огромные глаза обращены к небу, и правая рука его тоже поднята в верх и словно бы указывает на что-то невидимое человеческому взору. Он громко говорил, то возвышая голос, то понижая его. И не обращал никакого внимания на тех, кто смеялся над его словами или кричал что-то непристойное. А таких было немало. Но были и те, кто внимательно слушал, впитывая каждое слово.
Когда я пригляделся внимательнее, то понял, что Пророк пребывает в каком-то другом мире. Такое с ним случалось во время тех откровений, которые он получал. В эти моменты он словно исчезал от всего сущего и беседовал с ангелами. В эти минуты он никого не узнавал и странным образом преображался. Так было и в этот раз. Но всегда, где бы такое состояние его не настигало, рядом находился кто-то из своих. Чаще всего Хадиджа, которая в эти минуты охраняла его от любой опасности и лихих людей. Только на ее голос он мог отозваться и только ее руку почувствовать в своей.
Но сейчас он был совершенно один. И, испугавшись за его жизнь, я направился к дому, чтобы привести кого-то из близких.
Калитка была приоткрыта, и войдя, я сразу же увидел Хадиджу, которая во дворе пекла тонкие лепешки. Перед ней стоял над углями перевернутый казан, а темные натруженные руки присыпаны мукой.
– Эй, Хадиджа, – крикнул я, от волнения позабыв обычное приветствие. – Твой муж на улице смущает народ. Он что – решил стать факиром?
Хадиджа подняла на меня глаза и произнесла:
– Ас-саляму алейкум!
– Ва алейкум ас-салям! – ответил я, не обратив внимания на то, что первым должен здороваться вошедший. Мне было не до того.
– Что с моим мужем? – спросила она, не выказав ни малейшего волнения. – Где он?
– Возле дома. Но я боюсь за него.
Она предложила мне присесть, указав на глинобитное возвышение, застеленное ковром.
– Но, Мухаммад…
