движения. Учитель подготовительной школы очень быстро овладевает приемами, позволяющими забираться в некое подобие звуконепроницаемой раковины, иначе он либо спивается, либо сходит с ума.
Аккуратно одетые в свежие белые шорты, светло-голубые блейзеры и чулки, мальчики ровным ручейком вытекают на поле. Те, что ожидают родителей, сбиваются в стайку и с напряженным видом движутся к дальним воротам. Стоит кому-то заметить мать или отца, шаг чуть ускоряется, но тут же вновь обретает степенность. И лишь самые младшие переходят на бег. Майкл видит, что к нему идет Гриффин. В руках у него тетрадка и большой пистолет. Он одет в двубортный серый костюм и выглядит необыкновенно грозно.
– В кого это ты решил пострелять?
– Можешь себе представить, этот тупица Маулди перестарался с барьерами…
– Еще как могу. Смотри-ка, вон Гэтсби идет, давай смоемся.
Но Гэтсби, окутанный густыми парами виски, успевает перехватить их и затевает какой-то нудный разговор, продолжению которого кладет конец лишь появление Перси. Директор требует у Гриффина доклада о финишных ленточках.
Майкл поспешно удаляется в сторону, где хладнокровно озирает происходящее щегольски одетый Тивертон.
– Смотрю, вырвался все-таки.
– Право, этот тип заставляет меня стыдиться своей профессии, – выдохнул Майкл.
– Учителя подготовительной школы, – сентенциозно изрек Тивертон, – делятся на две категории: те, которым на все наплевать, и те, которые против всего восстают. Мы с Гэтсби принадлежим к первой, вы с Рэнчем – ко второй.
– На этой станции поезд больше не останавливается, – огрызнулся Майкл. – Чего это Симс так вырядился? – не дождавшись ответа, продолжал он. И ткнул пальцем туда, где Симс, одетый в подозрительно мятый бежевый костюм средневекового ремесленника, разговаривал с кем-то из родителей.
– Сколько я помню, он всегда так одевается в День спорта. Это его персональный вклад во всеобщее веселье.
Майкл вытянул шею, глядя поверх голов и пытаясь отыскать Геро. Вон она, в окружении взволнованных дам и почтительно наклоняющихся к ней господ. Майкла охватил приступ безотчетной ярости. Ненавистно было ему видеть Геро так свободно чувствующей себя в чуждом ему мире, так отдаленной от него, оживленной, так легко поддерживающей общий разговор! От одного только вида этой размалеванной, распушившей перья, самодовольной, болтливой публики его тошнило. А ведь именно ради этих павлинов трудятся в поте лица своего, а то и просто голодают миллионы неимущих. «Цвет цивилизации» – они даже выглядят жалко. Женщины напудрены, как манекены, а мужчины похожи на заблудших овец.
– Тебе не кажется, что английская буржуазия приобретает какой-то загнанный вид?
– Если тебе хочется поговорить о политике, поищи молодого Рэнча, – хмыкнул Тивертон.
– Да нет уж, воздержусь, пожалуй. А где он, кстати?
– Понятия не имею. С утра не
