холодит неприкрытую кожу. Где должна сейчас быть проплешина.
Кович заметил ее движение. И вдруг побледнел сам – до синевы:
– Павла…
Она отступила на шаг. Потом еще.
– Павла. – В его голосе скользнула безнадежность. – Кассеты-то возьми…
Она всхлипнула.
Опрометью, прижимая дипломат к груди, кинулась прочь. Запуталась в огромном коридоре, опрокинула трехногий табурет, ударилась в дверь – не заперто; вылетела на лестничную клетку, схватила ртом воздух, с топотом скатилась вниз – и только тогда, в полумраке первого этажа, в окружении синих почтовых ящиков, заставила себя остановиться.
Никто за ней не гнался. Не свистел воздух, разрезаемый стремительным телом, не ревел хищник, упускающий добычу…
Что, уже в четвертый раз?!
Она поставила дипломат на пол и прислонилась лицом к холодному железу почтового ящика номер шесть.
Она бредит. Дод Дарнец, странный журналист, не зря уделил ей столько внимания – и в дневном мире, спокойном и светлом, ей мерещатся призраки Пещеры…
И она вообразила себе – не хотела, но проклятая фантазия вышла из-под контроля, – она вообразила себе, как известный и уважаемый режиссер Раман Кович отбрасывает в сторону злополучные кассеты, одним прыжком настигает жертву и вонзает желтые, наверняка нездоровые зубы в дергающееся горло непутевой Павлы Нимробец.
Раман Кович не выращивал на балконе цветов, но и деревянные ящики, наполненные землей, выбрасывать не спешил. Сейчас там зеленела трава, цвел одинокий шальной одуванчик и серыми горками лежал пепел, оставшийся от визита курящих приятелей.
Раман Кович вышел просто затем, чтобы хлебнуть свежего воздуха. Сейчас он очень нуждался в кислороде; привалившись к темным от времени перилам, он смотрел, как по рыжей шапке одуванчика ползает тощая, какая-то угрюмая пчела.
Балкон был угловой; сразу две улицы, зеленые и тихие, лежали у ног Рамана Ковича. Великолепный, престижный квартал, улица Кленов и улица Надежды; Раман в который раз перевел дыхание и тяжело опустился на низенькую деревянную скамейку.
Изогнутые прутья балкона заключали сидящего человека в подобие клетки; под крышей дома напротив дрались за жилплощадь ласточки. Раман сцепил пальцы.
Событие, случившееся с ним три минуты назад, было совершенно невозможным и потому особенно пугающим. Он УВИДЕЛ.
Неважно, как выглядела девушка… как ее звали? Павла… Неважно, потому что девушка Павла была одета как сотни других девушек, какие-то джинсы, что-то короткое, обтягивающее, или, наоборот, свободное, балахонистое, или и то и другое сразу… Раман давно не обращал внимания на таких вот обыкновенных, друг на друга похожих девушек. Незапоминающееся лицо… зато он прекрасно помнил, как выглядела сарна с проплешиной на груди. Ох, он запомнил эту сарну, он думал о ней днем, он надеялся встретить ее ночью, тонкие танцующие ножки, звонкие копытца, уши-локаторы, живот с подпалинами и отчаянные глаза цвета крепкого чая…
Раман содрогнулся, прижался
