выронил кружку, потянулся к винтовке у стены. Левый тоже дернулся.
Бах! Бах!
Выстрелы «вальтера» и нагана почти слились. Правый свалился у стены, оборвав оконную занавеску. Левый сполз под стол. Сидевший в центре побледнел, медленно поставил стакан на стол.
– Фамилия?! – рявкнул сержант.
– Першин… Иван…
– Смотри-ка, как сложилось! – хмыкнул Семен, обыскивая полицая. Изъял револьвер и винтовки убрал к двери. Еще подумал было девочку позвать. Пусть посмотрит в глаза убийце её родителей, да решил – не стоит. Через окно он увидел, что Антонина у тел родителей сидит. Плачет.
– Пытать будете? – спросил полицай.
Бледнота с него сошла. Смотрит угрюмо.
– Ты, сволочь, себя с нами не равняй! – сказал зло сержант. – Хотя просто убить тебя мало.
– На кол бы посадить, – процедил Семен. – Чтоб долго сдыхал.
Першин вновь побледнел, но быстро оправился и рванул рубаху:
– На, на, стреляй, сволочь краснопузая!
– Ишь, как запел, – усмехнулся сержант, – герой-дешевка!
– Сам к немцам пошел?
– Сам. Ненавижу вас всех.
– А причина? – спросил Семен. – Мне вот очень интересно узнать, за что?
– За отца, убитого активистами в тридцатом. За братьев, умерших в голод. За все отобранное добро! За…
– Добро, говоришь?! – перебил сержант, бросив быстрый взгляд на Семена. – А теперь чужой кровью плату берешь, сволочь?
– Да, кровью! – выкрикнул Першин. – Вашей, краснопузой. Всех бы вешал да расстреливал. Ненавижу!
– Хватит! – рявкнул Семен. – Вставай.
Першин схватил стакан и лихо отправил самогонку в рот. Одним глотком. Поставил, занюхал рукавом, начал вставать и неожиданно рванул стол вверх и от себя. Стол сбил с ног сержанта, а Семен успел отпрыгнуть к окнам. Першин надвигался на Семена. В правой руке держит нож.
– Давай! – ощерился Семен, вынимая трофейный клинок.
Он легко уклонился от взмаха, отбив руку и проводя своим клинком по низу живота полицая. Успел обратным движением полоснуть вдоль бока и отскочить. Першин развернулся, схватился за бок, посмотрел на окровавленную пятерню, взревел, кинулся на Семена. И упал через шаг. Завыл, путаясь в выпавших потрохах.
– Ненави-и-ижу-у… суки…
Начал ползти к Семену. Бах! Это в голову ему выстрелил сержант.
– Оплошал, Михайлович, – покачал головой он, – ой оплошал. Как же ты нож-то упустил?
– Нет, Савельич. Нож я намеренно оставил.
– Зачем? – изумился сержант.
– Чтоб нападение спровоцировать. Хотелось в схватке его зарезать. Да так, чтобы сдох больнее. Я ему дал шанс – забоялся бы за нож хвататься, просто пристрелил бы, а так… – Семен вздохнул, – война будет долгой, Миша. Еще успеем озвереть.
– Это выходит, я оплошал, от мучений его избавив? – хмыкнул сержант. – А откуда про долгую войну знаешь?
– А
