дверь ее квартиры, чтобы выйти.
Твою-то мать…
– Все меня бросают! – громкий всхлип за спиной, породивший новую волну скребущих по моим позвонкам кошек.
Это не твоё дело, Миша. Ты просто доставил училку своего сына до дома. До ее дома, чтобы эта пьяная дура не наделала никаких фатальных ошибок, начиная от знакомства с сомнительными элементами в баре, и заканчивая одиночным возвращением домой через маньяка. Если бы не камеры в баре, по которым можно было понять, что вместе с ней в одном месте находился я, то хрен бы я стал так напрягаться. Но теперь, слыша вой, от которого сворачивались уши, стало понятно, что нахождение Олеговны у себя же дома, еще не значило, что вечер закончится для нее без глупостей.
– И что ты ноешь? – закрыл я дверь и повернулся к ней, нервно сунув руки в карманы куртки.
– Почему?… Почему всегда так? Те мальчики, что мне нравятся уходят к другим?
– Мальчикам? Хреновая для училки формулировка про мальчиков. Яснее выражайся.
– Ну, парни! – рванула Олеговна руку к лицу и от души утерла сопли рукавом пальто. – Почему они всегда выбирают этих?… – показала она фиги на уровне своих сисек и широко расставила ноги, жестом указав на их бесконечную длину. – Почему всегда выбирают красивых? А душа? А как же душа?! Она же ведь тоже должна быть красивой. Жопу и сиськи можно сделать, а душу – нет!
– Ясно, – вздохнул я, поняв, какой здесь диагноз. – Тебя бросил мальчик, да, девочка?
– Прямо сейчас он делает предложение другой, – полился новый ручей слёз и разразилась очередная волна с утиранием соплей рукавом. – Какой-то проституточной Элле. А не мне – Марусе.
– Марусе? – хохотнул я, не сдержавшись. – Ты серьёзно себя Марусей называешь?
– Угу, – быстро-быстро закивала Олеговна, явно сдерживая всхлипывания, что сотрясали ее узкие плечи.
Внезапно, она прикрыла рот ладонью, вскочила на ноги и, подворачивая их на высоких каблуках, метнулась к одной из белых дверей. Свет она там не включила, но я по звукам понял, что угодила она лицом в унитаз, в который прямо сейчас летело всё то, что она с горя выжрала.
– Куда я лезу? Идиота кусок! – выругался я себе под нос. Снял куртку, ботинки и пошёл к училке, предварительно включив свет в сортире.
Стоя на коленях перед унитазом, Олеговна выворачивала в него душу, вместе с тем успевая громко плакать между приступами рвоты. Не глядя, она выкинула руку в сторону и протянула мне очки. С облегчением выдохнул, увидев, что линзы их не были наполнены закуской, и отложил их на край раковины. Там же с полочки взял заколку для волос и кое-как собрал ею густые волосы на макушке.
– Спасибо, – выдохнула Олеговна едва слышно. – А вам разве не противно?
– Ты блюешь в разинутую пасть унитаза, а не в мою. Можешь продолжать.
– Спасибо, – выронила она хрипло и снова плеснула содержимым своего желудка в унитаз. – Я же не ела огурцы! – возмутилась вдруг громко Олеговна и потянула руку, чтобы ковырнуть то, что
