мать вашу!!!
– Ничего страшного, это лечится. Не волнуйтесь.
– Тебе тоже в дурке место!!!
– Не волнуйтесь, медицина разберется. И меня вылечат и вас вылечат.
Достал из стола пробковый планшет и лазерную указку. Держа горизонтально, приблизил планшет к моему лицу. Посветил на него указкой.
– Что видите, пациент?
– Сам ты пациент! – огрызнулся я.
И невольно замолк, пораженный открывшейся картиной. Под действием зеленого лазерного луча над доской всплывали объемные разноцветные голограммы: какие-то структурные формы, похожие то ли на далекие египетские пирамиды, то ли на близкий мавзолей Ленина. Какие-то смутно знакомые лица вставали передо мной. Мчались по степи тачанки, плыли по рекам пароходы и баржи, бороздили моря корабли, а небо – аэропланы и дирижабли. По стальной паутине рельсов шли поезда. Танки пересекали минные поля и линии окопов. Пухли от голода люди с почерневшими лицами. Одетые в шинели и кожанки ладно люди стреляли в затылки из наганов людям, стоящим у ряда продырявленных пулями деревянных дверей. Трубили горны и стучали барабаны. Взмывали руки в пионерских салютах и самолеты Осоавиахима, заполненные парашютистами. Бурлил ДнепроГЭС.
За односторонним зеркалом стояло трое мужчин, смотревших то на обездвиженного в кресле, то на графики показателей, выводимых со сканирующего мозг испытуемого обруча на большой монитор над зеркалом.
– Что думаете, Петр Сергеевич? – сняв очки, спросил пожилой мужчина с явно африканскими чертами лошадиного лица и роскошными бакенбардами, одетый в полосатый костюм.
– Пациент просто чудесный, Сергей Викторович, – отозвался мужчина одетый в белый халат с вышитой на нагрудном кармане золотой надписью «Профессор». – Все остальные молча смирились с явно бредовыми требованиями директора, а этот Лаврентий просто какой-то патологической ненавистью воспылал к Советскому строю.
– Думаете, получится? – нервно спросил третий, относительно молодой, с бледным плохо выбритым овальным лицом и с нервным тиком левого глаза, одетый на манер министра средней руки.
– Все получится, Антон Германович, – заверил Петр Сергеевич. – Забросим его, ну… – задумался ненадолго, – скажем в 1938-й годик, к Ежову. Представим будто он, ну, скажем…
– Из Тифлиса, – нервно вскинулся Антон Германович.
– Почему из Тифлиса? Хотя, – профессор благодушно махнул рукой, – пусть будет из Тифлиса. Тифлис, Закавказье. Какая разница? Главное, что подберется к самому и…
– И хана! – Антон Германович ударил кулаком в раскрытую ладонь. – Гений, Вождь, Отец, Творец, Вдохновитель, Организатор, Лучший друг Советских семей, детей и физкультурников, Корифей и прочая и прочая и прочая. Нет ничего!!! И не будет никакого проклятого советского строя! И никто больше не обзовет меня либералом!!!
– Спокойнее, Антоша, –
