и в кусты плутошника? Твой дружок долго называл тебя «хвост скоропрыга». Ха-ха-ха! Ну же! Помнишь? Глянь, пумпон на моей шапочке, – она наклонила голову, чтобы Хомиш смог разглядеть, – враз из того хвостика и есть.
Лапочка прыскала и запрокидывалась назад, шапочка сотрясалась вместе с ее прелестной головкой. Так смеются счастливые муфли. Счастливые и легкие в мыслях и делах. От смеха Лапочки окружающие ее падающие крошки разлетались в стороны и, казалось, тоже вспоминали проделки Хомиша и Лифона.
– Не помню, – оборвал ее смех Хомиш. – Глупости какие.
Лапочка стыдливо замолкла и положила лапку на лапку Хомиша.
– Что ж раньше не уразумела? Ты все тоскуешь по своему дружку, по Лифону? Глупышец, сколько можно? Вразуми меня.
Хомиш стряхнул лапку муфлишки и отодвинулся.
– Нет, нисколечко не грущу, ни на пальчик не грущу. Даже на коготок.
Лапочка пожала плечами и резко встала. Снег хрустнул под ее сапожками, пестрый радованок, что мирно клевал рядом с ними, вспорхнул и унесся.
– Тоска сейчас везде. Хомиш, полечу домой я лучше, – проводила взглядом птицу муфлишка. – Мне совсем с тобой больше не весело. Тосковать я и дома могу. Дома, при свечах, даже лучше тоскуется. А если еще читать книгу «Как тоска муфлей скрутила», то и вовсе жить не схочется.
– Что ты знать можешь, Лапочка? – с видимой печалью выговорил муфель. Он не хотел обидеть муфлишку, но она всем видом показала, как ей неприятен поворот такой в их беседе.
– Как это невоспитанно! – вспыхнула Лапочка и прищурила глаза. – Думается тебе, раз ношу шубку из скоропрыга, то под шубкой нет сердечка? Если ношу платье из гладкой ткани, то у меня нет цветной шкурки под ней? И если я ношу меховую шапочку, – и она сдернула шапочку и хныкнула, – то… то… то у меня под ней никаких других мыслей, кроме танцев? О, Хомиш! Плохо знаешь меня, – губки Лапочки предательски дрогнули, и она закусила нижнюю. Но не ушла, а отвернулась от муфля.
Хомиша словно колючие снежинки ужалили. Он вдруг понял, как невежливо и неразумно ведет себя. Его печаль была жгучей и размером со все Многомирье, но разве справедливо накрывать своей печалью того, кто пытается тебя вытащить из-под ее тяжелого покрывала?
– Лапочка, и то верно – я глупышец! – попытался исправиться Хомиш. – Такие речи не дело вести доброму муфлю. Верно говоришь, я до сих пор тревожусь за Лифона.
– Как можно? – взмахнула лапками Лапочка и села опять рядом с муфлем. – Даже странно до икоты. Хомиш, ну как можно вспоминать об том бесцветном муфле? Он принес лишь напасти. Как? Вразуми меня. Твоего глифа умыкнул, в мир людышей тебя утащил, терпеть наказание заставил. Не уразумею.
– Поди рассуди. Все позабыл я, – Хомиш замолчал. Лапочка почувствовала, он что-то еще недосказал, и не стала перебивать. Хомиш вздохнул тяжело и громко, и действительно продолжил: – Думается мне, все, что происходит сейчас в Многомирье – из-за нас. Из-за того как раз проступка, про
