и режим пересечения границы очень скоро упростят. Будьте уверены.
– Ну-ну, посмотрим.
– Законы и ограничения изменятся, процедура станет более легкой и быстрой. Люди будут выезжать из Индии и возвращаться в Индию, открывать свой бизнес здесь и в других странах, свободно перемещать капиталы. И всем этим людям наверняка потребуются разные документы, с которыми им будет легче обосноваться в Америке, в Лондоне, в Стокгольме или Сиднее.
– А для нас это новый обширный рынок, не так ли?
– Это гигантский рынок. Гигантский. Мы начали выпускать такие документы всего две недели назад и уже сейчас работаем в две полные смены, чтобы справиться с потоком заказов.
– В две смены?
– Именно так, бабá[20].
– А что, если, к примеру, одному из наших клиентов, купившему диплом инженера-строителя, вместо того чтобы обучиться этой профессии, доверят постройку моста, который затем рухнет и угробит пару сотен людей?
– Не сгущайте краски, баба, – ответил он. – В большинстве стран поддельный диплом нужен только для того, чтобы вас впустили в двери. В любом случае вам потребуется дополнительное обучение для того, чтобы соответствовать местным требованиям и подтвердить свою квалификацию. Но вы же знаете наших индийцев. Стоит только пустить их на постой, и вскоре они купят весь дом, потом соседние дома, а под конец завладеют всей улицей и начнут сдавать жилье внаем его бывшим владельцам. Уж такие мы есть. Будьте уверены, йаар.
Открытый и приветливый по натуре, Фарзад понемногу перестал меня опасаться. Взгляд его карих глаз был ясен и безмятежен, вполне гармонируя с его оптимистическим видением мира. Округлый полногубый рот казался постоянно улыбающимся, а кожа была очень светлой – гораздо светлее моего загорелого лица, увенчанного короткой блондинистой шевелюрой. Стильные джинсы и шелковая дизайнерская рубашка делали его похожим скорее на иностранного туриста, чем на местного уроженца, предки которого жили в Бомбее на протяжении трехсот лет.
Лицо его было гладким и чистым – ни единого шрама, царапины или хотя бы остаточной желтизны от синяка. Вполуха слушая его болтовню, я вдруг подумал, что этот парень, вероятно, ни разу в жизни не участвовал в драке и даже не сжимал кулак с намерением кого-нибудь ударить.
И я ему позавидовал. В тех случаях, когда я позволял себе вглядеться в полуразрушенный туннель собственного прошлого, возникало впечатление, что я всю жизнь только и делал, что дрался.
Я и мой младший брат были единственными католиками в хулиганско-пролетарском предместье. И соседские парни из семей твердолобых люмпенов каждый вечер терпеливо дожидались прибытия нашего школьного автобуса, после чего нам приходилось буквально пробиваться от остановки до своего дома.
И этому не было видно конца. Поход в торговый центр напоминал вылазку
