щёлочки.
– Стало быть, у того, кто тэбя тронэт, слэды остаются?
Рука девицы совсем рядом была. Нежная, ласковая. Кто б поверил, что способна она причинить муку? Шатай проверять не стал. Не оттого, что струсил, а оттого, что Крапива попросила.
– Отчэго ж ты, такая пугливая, дома одна?
– Матка Свея гостей встречает, тебе ли не знать, гос… – Она несмело улыбнулась, и Шатая словно солнцем ослепило. – Шатай.
– А дочь бэз присмотра бросила? Как можно? А еэсли украдут?
Когда-то очень-очень давно у шляхов правда имелся обычай красть себе жену. Успел лаской да уговорами заслужить прощение девицы, окунулся с нею вместе в горячий источник – и никто уже не разлучит с любимой. Таковой союз богам едва ли не милее, чем одобренный родом. Но много времени минуло с тех пор, шляховские земли получили прозвание Мёртвых, а женщин стало рождаться всё меньше. Калека Кривой сказывал, тогда-то и стали племена меж собой враждовать и сражаться за величайшую ценность, когда-либо имевшуюся на земле, – за женщину. Обычай сражаться с чужаками с тех пор остался, а вот жён боле не воровали. Но Крапива того не знала, поэтому ответила:
– Много ли пользы с жены, которую обнять нельзя.
Сказала не то с грустью, не то с облегчением. Рожаницыны дщери прекрасны, но понять их воистину невозможно.
Смоченное в зелье полотенце скользило по свежей ране. Грубая ткань должна бы раздражать плоть, но по коже, напротив, разливалась нега. Девица стояла совсем рядом, но будто вместе с тем и очень далеко. Вот она – а коснуться нельзя. Шатай прошептал:
– Я любил бы её так сильно, что и бэз объятий стало бы жарко.
Крапива точно обожглась. Отгородилась чашкой с зельем, кинула в неё полотенце.
– К утру рана затянется, господине. А пока тебе бы лучше отправиться на вечерю. Матка добрый пир собирает.
Шатай скрестил руки на груди, мигом позабыв, что одну из них поранил.
– Так она потому к нам нэ вышла? Припасы провэряет?
Девица втянула голову в плечи и отвела взгляд.
– Верно, господине.
Врать Крапива не умела, но Шатай сделал вид, будто поверил.
– Тогда проводи мэня. Ваши дома высоки и крэпки, я нэ найду черэз них путь.
Взгляд нет-нет, а скользил к распахнутому вороту рубахи, что прильнул к мокрой груди. Крапива стянула ворот пальцами и ответила:
– Как прикажешь, господине. Выйди только, дозволь одеться как подобает.
***
Наряжалась Крапива редко – и тут у неё всё не как у людей. Но не оттого, что не любила, а оттого, что матушка серчала. Стоило Доле заметить, как на дочь заглядывается какой молодец, сразу закрывала её необъятной грудью, фыркала и гнала ухажёра прочь.
– Молодая да ранняя, – говаривала она. – Куда вырядилась?
Было так не всегда, а с тех пор, как уронила Крапива первую кровь. С тех пор, как хвороба поселилась в их доме. Поначалу думали, пройдёт. Раз или два мать и вовсе обмолвилась, что
