отяжелевшие веки и, оттолкнув посудину, потребовал:
– Пусть… подойдёт…
Дядька решил, что ослышался.
– Пей, княжич, пей…
– Я велел… чтоб подошла… девка та…
– Одумайся, княжич! Ей бы к тебе на версту…
Колючий взгляд ощупал потолок и сполз на испещрённое морщинами лицо Дубравы. Плохие у княжича были глаза, ох плохие! Шальные, чёрные… И сверкало в них такое упрямство, которое только в Тень и ведёт.
– Выйди, – молвил больной.
Несмеяныч обмер. Поджал разом пересохшие губы, отставил плошку и двинулся к выходу. Хотел бы и девку с собой волоком утащить, да воочию видел, что бывает с теми, кто её неволит.
– Тронешь – убью, – коротко бросил он ведьме и хлопнул дверью.
А Крапива стояла ни жива ни мертва. Затухающие угли перемигивались в очаге, бурый след от зелья искривился вместе с ухмылкой княжича.
– Мне вдругорядь повторить? – прохрипел он.
В избе было донельзя душно, дымовые оконца едва выпускали жар, но Крапива вдруг словно в проруби очутилась. Она на негнущихся ногах приблизилась и встала у ложа.
– Сядь.
– Не могу, княжич. Задену ненароком…
– Так не задевай.
Двигаться ему было больно. Влас и рад бы хоть голову повернуть, чтоб рассмотреть ведьму, да никак. Крапива присела на самый краешек перины и положила руки на колени. Не дай Рожаница хоть кусочком голой кожи прислонится!
А княжич словно проверял силу проклятья, словно нарочно напрашивался.
– И что же, – негромко спросил он, – никто прежде до тебя не докоснулся?
Крапива не отводила взгляда от сцепленных в замок пальцев.
– Случайно только.
– И мужчины ты не знала?
Жар прилил к щекам. Девица покачала головой и, поддавшись внезапной злобе, выкрикнула:
– И знать не хочу!
Княжич показал белые зубы что оскалился.
– Как поднимусь, со мной поедешь.
У Крапивы перед взором всё поплыло.
– Как?
– Поедешь в терем. Станешь молодшей.
Лязгнули волчьи челюсти – прокусили мягкий заячий загривок. Молодших жён в Срединных землях вот уже целый век не заводили. Дорого, накладно… Да и кто отдаст свою кровиночку в чужую семью, где у неё не будет ни прав, ни владений? Молодшие только звались жёнами, на деле же чисто рабыни. Но и за такую долю, случалось, боролись. Коли своего дома нет, коли нужда заставила, коли терять нечего… Лучше уж знатного да богатого ублажать, чем побираться…
Нет, не лучше!
– Не поеду, – пролепетала Крапива.
– Не бойся, не обижу. Ещё сама… ластиться начнёшь.
– Это тебе дружина подневольная, а мне приказывать не моги!
Крапива вскочила, и вовремя, ибо княжичу достало глупости выпростать вперёд руку – схватить поверх
