с улыбкой зевнула, потянулась, поправила светлое платьице.
– Тогда узнай у солдата, где тут у них можно кипятку взять. У меня последняя банка тушёнки осталась, из дома брала…
– А у меня хлеб есть!
Томка захлопала в ладошки, затараторила, окончательно проснувшись.
– Вчера, у комсомольцев, в горкоме, всем, кто документы у них оформлял, давали паёк под роспись, по буханке в одни руки!
– Тогда бегом за кипятком.
– Бегу!
Мария развязала рюкзак.
И кипяток на комендатурской кухне отыскался, и повариха три кусочка сахара Томке там дала, так что всё у них получалось хорошо.
– Только кружка одна! Тётечка сказала, что мы с тобой справимся, и из одной хорошо попьём.
– Справимся.
Мария уже постелила на скамейку платок, открыла тушёнку. Томка опустила на доски скамейки большую жестяную кружку, подула на пальцы.
– Еле донесла! Горячий.
Хлеб порезали экономно, по два кусочка на каждую.
– Договариваемся не барствовать. Когда ещё придётся за стол садиться, не знаем, согласна?
– Ага…
Томка жадно откусила от горбушки, поддела ножиком тушёнку из банки.
– Вкуснота!
– Оказывается, здесь, в этом фашистском городе, жить та-ак страшно!
Томка жевала и размахивала руками.
– Мне девчонки в горкоме комсомола такое об этом проклятом Кёнигсберге понарассказывали! На ночь глядя – жуть! Я потом долго заснуть не могла.
Томка опустила руки, горько вздохнула.
– …Как только в позапрошлом году здесь наша область образовалась, люди сюда толпами поехали, по двадцать тыщ в месяц! А продуктов-то нет, на всех не хватает! Ни нашим, ни гражданским немцам, которые ещё здесь оставались, не хватало. Хлебные пайки даже для своих страшно урезали, иждивенцам хлеб вообще отменили.
Неработающие немцы продовольственного снабжения не получали, были голодными и истощенными. Начальство говорило, что немецкое население отрицательно влияет на ударное освоение новой области!
А тут ещё страшные морозы грянули! Даже местные немцы таких не помнили. Они поели всех собак и кошек в городе, даже людоеды здесь тогда появились!
– Не может быть!
– Может, ещё как может!
Томка горячилась, доказывая недавно услышанное.
– Девчонки говорили, что в прошлом году в этом проклятом Кёнигсберге наши органы замучились ловить немецких преступников! Те продукты воровали, грабили, даже убивали! Аптекарь один, немецкий, убивал людей, даже своих родных, а их мясо раскладывал по банкам и продавал…
Томка затихла, совсем по-девчоночьи пригорюнилась.
– Но и нашим переселенцам было очень трудно… Только летом, да по осени, с новым урожаем стало полегче.
– Понимаю.
Мария встала со скамейки, выпрямилась, поглядела по сторонам.
– Я, когда ехала сюда по городу, всё думала, как же люди
