лучше за детей выпьем.
От Людочки три года назад ушел муж Игорь. Игорь был никудышным зятем, а следовательно, мужем и отцом он был тоже никудышным. Так решила тётя Нина, Людочкина мать, а она являлась главным авторитетом для нашей подруги. Прожив десять бесполезных для семьи лет, Игорь, вместо того, чтобы уважать семейные ценности, боготворить тёщу и радоваться её советам, ушел к потаскухе. У его новой избранницы, вероятно, было и другое имя, но оно не упоминалось. Людочка долго не понимала, что произошло: уйти от мужа-недоумка могла лишь она, умница-красавица, в течение десяти лет терпевшая его ограниченность и бестолковость. Он права на уход не имел. Мы с Чумой успокаивали Людочку как умели. Я убеждала в том, что куда он на фиг денется – прибежит как миленький; Чума утешала тем, что мало ли Педров в Бразилии, оглянись вокруг – всех не перетрахаешь. Надо сказать, Людочка достаточно быстро пришла в себя, перестала страдать, твердо объявив, что впредь ни с кем нигде и никогда, любви нет, а задача женщины – воспитание детей. Так живет её мама, тётя Нина, так следует жить всем достойным женщинам. Ну, это Людочкины тараканы, меня они не угнетали, а вот Чума, когда Людочка принималась морализировать, аж подпрыгивала от возмущения: «Девки у неё проститутками-двоечницами растут, у самой на плечах не голова, а жопа тёти Нины, но всё туда же – все в говне, она во фраке!».
Только были подняты бокалы за детей, как раздался уверенный звонок в дверь.
– А вот и Князев, – я поднялась открывать.
Князев (ох, и красивый же мужик) был с пакетами и цветами, как знал (а, может, и знал), что пришел к новорождённой.
– Михаил, дай полюбоваться на тебя, – не шла, плыла по узкому коридорчику Танька. Бедра в тугих джинсах плавно покачиваются, грудь отдельный танец исполняет, рот полуоткрыт в улыбке. – Ну, целуй красивую женщину в красивую щёку.
Следом в прихожей Людочка появилась. Личико нежное, взгляд приветливый, словно и не поджимала губы минуту назад:
– Миша, тебя сразу и не узнаешь.
Почему не узнаешь? Очень даже узнаешь. Или это Людочка так интересничает?
– Ой, девочки мои хорошие! – Князев просиял так, будто всю жизнь стремился к нашей встрече.
Сидели мы в тот вечер долго, смеялись, вспоминая, как легко и просто жили: и жизнь казалась понятной, и мечты легко исполнимыми… Пили за меня, новорождённую, за всех нас, за наших учителей. Пришла улицы Дашка, обрадовалась Князеву как родному (Чума изумленно вскинула брови), но быстро ушла за компьютер, у неё в Интернете шла своя напряженная личная жизнь.
Расстались около полуночи, сожалея о том, что завтра рабочий день, а то можно было и не уходить вовсе. Князев, впрочем, остался, не интересуясь моим мнением, как имеющий своё постоянное спальное место на моей кухне.
– Миша, у меня не ночлежка, – попыталась я отстоять своё право на частное пространство.
– И это правильно, а то повадятся к одинокой женщине мужчины ходить ночевать, – похвалил Князев. – А нравственное
