отшвырнул его, ладони мои были покрыты какой-то гадостью, похожей на кровь и слизь.
Я заорал от отвращения, и тут почувствовал сильный рывок, не смог удержаться на ногах и упал, и больно ударился о землю, и покатился в какую-то яму, попытался вскочить, но только неуклюже заворочался и сел.
И тут плач и хныканье, которые все это время не прерывались, утихли. Раздался тихий довольный смешок.
Что еще такое?! Я повернулся…
Я повернулся – и крик застрял в горле.
Передо мной на земле лежал маленький человекообразный уродец, выточенный из дерева. На теле были кое-где маленькие корявые сучки; голову вместо волос покрывала кора. И в то же время он шевелился как живой, он махал ручонками, улыбался! Глаза его были закрыты, но я чувствовал, что он на меня смотрит. А древесный корень… то, что я принял за древесный корень, тянулось из его живота, словно пуповина.
Помню, мама все время смотрела сериал «Склифосовский», я тоже смотрел: это же про медиков, мне про них все интересно, – ну и там часто показывали, как рождаются дети. Они соединялись с телом матери пуповиной. А это существо было соединено пуповиной с деревом, как если бы его родило дерево!
– Санька? – пропищал он. – Привет, братец.
Братец?..
Братец?!
– Наконец-то ты пришел, – продолжала пищать деревяшка. – Ну давай же письмо!
Все закружилось у меня перед глазами, но я потряс головой и немного очухался.
– Письмо? – повторил я тупо. – Какое письмо?
– Ну мамино письмо, конечно, какое же еще? Тебе же было сказано доставить его мне, – капризно протянул он. – Мне, Алексею Васильевичу Лесникову! Неужели ты его потерял, раззява?!
Я вспомнил слова почтальона, которые раньше казались жутким бредом. Ну что же, бред продолжался! А где письмо, я и знать не знал. У меня его отняло какое-то дерево!
Я тупо кивнул.
Деревянное личико уродливо сморщилось, раздался визгливый смех:
– Ладно, прощаю. Письмо ерунда. Главное, что ты сам здесь! Когда мы родились, я так и не смог тебя прикончить, но теперь-то сделаю это, дорогой братец! – Он схватился за пуповину и с силой, которая казалась невероятной в этом маленьком тельце, подтащил меня к себе.
Краем глаза я увидел какую-то дырищу между корнями дерева, которая придвигалась все ближе и ближе. Да нет, это не она придвигалась – это деревянный уродец волок меня туда, перебирая ручонками по пуповине.
Он задумал меня в эту ямищу затащить?!
И вот он вцепился мне в плечи, закрытые глаза оказались совсем близко, ротишко раскрылся – широкий, как пасть – и исторг какие-то булькающие утробные звуки:
– Да, да! Затащу! Убью! И твое сердце наконец остановится! Твое! Остановится!
Мое сердце точно бы остановилось, если бы я не вырвался из скользких ручонок деревяшки и не отшвырнул ее от себя.
Швырнул
