наедине. Новый Ирико не мог нарадоваться: она глядела на него так ласково, так приязненно! Не устояв перед ее взглядом и улыбкой, отец не сдержался и поцеловал девушку сперва в щеку, потом в губы, ощутил их пьянящий вкус, но все же опять овладел собой, отстранился. Мама совсем не рассердилась. Только спросила немного погодя:
– Почему, когда тебе подарили имя, ты на мгновение не то опечалился, но то испугался? Или мне показалось?
Поколебавшись, отец ответил:
– Я ведь прежде не говорил тебе, какое было мое прежнее имя…
– Нет, – улыбнулась мама. – Ты представлялся разными прозвищами – я понимаю, в шутку.
– В прежней жизни меня звали Ильей, – проговорил отец серьезно. – Илья, Илюша. «Ирико» звучит похоже. Не ожидал такого услышать.
Теперь, когда у отца-Ирико появилось настоящее имя, у него имелась и человеческая душа, пусть даже он не родился среди нас. А значит, его желанию взять маму в жены не было препятствий. Мудрый Килим сам соединил их руки и выслушал брачные обеты.
Пока мама носила меня под сердцем, Ирико был с ней очень нежен. Наши мужчины никогда не окружают жен такой заботой, и во время беременности тоже. Но когда я родился, все переменилось.
Отец стал избегать свою жену, плачущего и кричащего сына, стал уходить от деревни в снег, в темноту, в холод. Старый Килим, приглядывавший за четой, как-то подошел к нему на разговор. Хотел разузнать, что случилось – или не мила больше ему избранница? Отец был сам не свой, выслушал его молча, а после с кривой усмешкой произнес:
– Беду я вам накликал.
Тревогой кольнуло сердце Килиму, но отец переменился в лице, небрежно махнул рукой и добавил:
– Глупо говорю, не обессудь. Просто сын у меня родился – дивно это, и все не могу взять в толк… А, пустое! Благодарю за заботу. Все у нас будет хорошо – любим друг друга.
Килим, однако, продолжал украдкой наблюдать за молодыми и видел, что между ними ничего не исправилось. Мама до чего-то догадалась, переживала, а Ирико постоянно от нас уходил – размышлял, готовился, он один только знал, к чему. Когда потеплело и вскрылись ото льда реки, он, никого не предупредив, ушел. Насовсем ушел, но роль, которую он сыграл в моей судьбе, на этом не закончилась.
Мама ужасно испугалась, ничего не понимала, плакала. Любила его очень. У нее даже пропало тогда молоко, и грудью меня кормила другая женщина, недавно родившая дочку. Мужчины ушли искать отца по окрестным лесам – заблудился ли, попал ли на когти свирепому зверю – но он уже был далеко.
Про мое детство, про то, как мы с мамой жили дальше, надо, пожалуй, рассказать отдельно. Странно выходит – пытаешься вспомнить важное, а на ум приходят разные мелочи. Вот как те грезы мои, с которых я начал. Помню, как впервые в жизни увидел морковку – в руках у мальчика, он ее грыз, не откусывая, и улыбался. Или как упал на корягу, оступившись в высокой траве, и повредил плечо – когда падал, время, готов поклясться, замедлило свой бег. Еще вот, как
