в три раза, с 64 до 187 миллионов человек по приблизительным подсчётам. Да, позже по европейским просторам успели потоптаться все четыре всадника Апокалипсиса, но к уровню тысячного года население уже никогда более не откатывалось.
К чему такое отступление? К тому, что людей стало больше, жить стало теснее. А в городах, которые росли, как грибы после тёплого дождичка, так и подавно. Соответственно (от этого никуда не денешься) и сумасшедших стало больше. Причём не только больше: если в деревнях, как уже было говорено, их ещё можно было худо-бедно скрыть с глаз долой – опять же, не чужие ведь люди, то в городах такое шило в мешке оборачивалось конкретной занозой сразу во многих задницах.
А теперь задайте себе вопрос: сильно ли, прости господи, толерантнее были горожане той эпохи, чем их нынешние соотечественники? Особенно учитывая тот факт, что сумасшествие по-прежнему продолжает считаться либо одержимостью, либо наказанием господним, либо следствием того, что человек что-то в своей жизни сделал сильно не так – словом, сам виноват и сам дурак?
В городах, до магистратов которых доходит простая аксиома, что величина разума, отведённая на отдельно взятый населённый пункт, есть константа, а население при этом растёт, начинают принимать меры в отношении сумасшедших. Пока (благо за прецедентами далеко ходить не надо) горожане сами их не приняли. Меры эти, как вы сами наверняка уже догадались, ограничительного характера.
Куда девать душевнобольных
Если у скорбного главою в городе были родственники, то вся забота о нём ожидаемо становилась их обязанностью. Городу было неважно, какие меры примет родня: главное – с глаз долой, чтобы пациент не смущал покоя горожан и не угрожал их безопасности. Вон-де у вас на заднем дворе пристройка вместительная, да и погреб в доме глубокий, да и за домом закуток имеется – извольте держать вашего сумасшедшего взаперти. Да хоть и на цепь посадите, никто слова не скажет, лишь бы цепь была покороче и не на виду он сидел. Иначе сами понимаете, спрос будет уже с вас…
В старинном испанском кодексе тех лет было чётко прописано: помешанный, маньяк и слабоумный не ответственны за поступки, содеянные ими во время болезни; ответственность падает на родных, если они не сторожили больного и этим не воспрепятствовали тому ущербу, который он нанёс другим.
Видите – основы определения недееспособности и невменяемости законодательно закладываются уже тогда. Как и ответственность опекуна.
А что делать, если больной одинок? В Германии в таком случае заботу (пусть даже она ограничивается запертым чуланом и скудной кормёжкой) брал на себя город или какой-то из цехов. В Бретани эта обязанность вменялась приходскому духовенству.
Впрочем, бывало и так, что родственники у такого больного есть, но либо не могут, либо не хотят за ним присматривать. Ситуация вполне рядовая, причём не потерявшая актуальности и по сей день. И как быть? Можно было отдать такого пациента за оговоренную плату на
