не буду! И все-таки я тебя люблю и надеюсь, что ты тоже меня любишь.
Экая, право, длинная запевка! Хитрый у нас Иоанн, слова в простоте не скажет, все намеками, намеками…
– Государь, я вас так люблю, что выполню все, что скажете, даже если это грозит мне смертью, – отважно, но неосмотрительно обещает Хьюберт.
– Знаю, дружок, знаю. Посмотри на мальчишку, Хьюберт: он – препятствие на моем пути. Куда ни сунусь – всюду он. Ты меня понял?
– Да я с него глаз не спущу! Он шагу сделать не сможет и никогда больше ни в чем вам не помешает, – клянется де Бург.
Иоанну надоело ходить вокруг да около, он видит, что простодушный доблестный рыцарь Хьюберт намеков не понимает. Придется говорить прямым текстом.
– Смерть, – коротко бросает король.
– Государь! – восклицает Хьюберт.
И снова вопрос: что вложено в это единственное слово? «Как вы можете? Как вам не стыдно?» или «Так точно, товарищ генерал, будет выполнено!»? А может быть, «Правильно ли я вас понял?» Это ведь в русском переводе реплика Хьюберта идет с восклицательным знаком («Государь!»), а в оригинале-то совсем не так. Услышав от Иоанна: «Death», то есть «Смерть», де Бург переспрашивает: «My lord?». Похоже, он действительно не догоняет, чего от него хочет король.
На всякий случай Иоанн добавляет:
– Могила.
– Он умрет, – твердо обещает Хьюберт.
– Ну и хватит об этом, – с облегчением говорит король. – Прям камень с плеч. Люблю тебя, дружок. Сейчас о вознаграждении говорить не станем, но помни…
Он делает многозначительную паузу, после чего обращается уже к матери:
Король Иоанн и Хьюберт. Художник Henry Courtney Selous, гравер George Pearson, 1860-е.
– Прощайте, матушка! Ждите, скоро подойдет подкрепление, ничего не бойтесь.
Элеонора благословляет сына.
– А ты, племянник, – говорит король Артуру, – поедешь с нами в Англию, Хьюберт будет тебя сопровождать. Ну, поехали в Кале!
Уходят.
Для тех, кто подзабыл географию, напомню: Кале – порт, из которого ближе всего плыть через пролив в Англию.
Сцена 4
Входят король Филипп, Людовик, Пандольф и свита.
Филипп ужасно расстроен тем, что англичане одержали победу, Пандольф уговаривает его мужаться и не впадать в отчаяние: все еще может наладиться.
– Что может наладиться?! – зло кричит Филипп. – Хуже уже быть не может! Мы разбиты, Анжер взят, Артур в плену, многие верные рыцари погибли, а кровавый Иоанн спокойненько ушел к себе домой.
Дальше Шекспир прибегает к тому же приему, который он использовал, например, в «Генрихе Шестом»: устами враждебных французов воспевает отвагу и воинскую доблесть англичан. В данном случае этими «устами» выступает дофин Людовик.
– Иоанн сумел не только добиться успехов, но и закрепить
