гнутой крышей а-ля пагода. Около арки виднелась пара небольших каменных дракончиков, облупленных и совсем не грозных. На арке и на стенах дома в изобилии красовались бело-красно-белые плакаты с россыпью иероглифов. Без переводчика прочту: «Поправляй здоровье, строитель коммунизма! Твой труд нужен Народному Китаю!»
Чего-то не хватает… Ошибочка, всё на месте, вот он – портрет Мао с иероглифической подписью рядом, наверно – пожелание здравствовать от имени вождя нации. Революция победила в сорок девятом, но уже сейчас, спустя полтора года, размножение цитат и портретов вышло на вполне советский уровень, а то и опережая СССР.
Меня провели в комнату на двоих, аскетическую, но по местным меркам практически роскошную, вторая койка пустовала. Главным украшением её служил ещё один портрет Председателя, для приятности советскому пациенту дополненный фигурой Сталина, оба смотрели друг на дружку как влюблённые перед алтарём и крепко тискали руку товарища по борьбе.
Вышедший для встречи русского гостя заведующий этой богадельней немного говорил по-русски, видно – побывал в СССР. Мне выписано десять дней отдыха и покоя, ароматический чай на травах, массаж, что-то ещё, чему китаец не знал соответствующего русского слова, и я даже напрягся при мысли: выдержит ли демоническое здоровье народную медицину.
Как только заведующий удалился, Петро извлёк пузырь советской водки и закуску, отдающую родной столовкой авиаполка, а также стаканы. Лётчик – он и в Китае лётчик, знает, что в полёт надо всё брать с собой, в воздухе не попросишь добавки. Пока наш добровольный гарсон наливал да делил, Вишневский расспросил о здоровье.
По большому счёту, я меж двух огней. Слишком быстро поправляюсь – подозрительно. Если долго – загонят на ВВК, военно-врачебную комиссию. По опыту крушения под Лондоном помню – лучше быть здоровым, чем больным, я тогда тупо сбежал из госпиталя и вернулся на авиабазу. Правда, для фигового листка правдоподобности шрамы на морде пришлось хранить до самой смерти, точнее – до гибели иванова тела в «Метеоре», когда мы протаранили «Мессершмит».
Чтобы командир эскадрильи не мучился сомнениями, сплясал ему ирландскую джигу. Надо бы что-то русское, но не знаю ничего подходящего, а Володька ещё не настолько доверенный, чтоб дать порулить ему ногами.
– Силён! А ведь когда тебя из МиГа достали, совсем нежилец был. Кровищи на полу – впору рыб запускать и аквариум делать.
– Как прикажете, товарищ майор. Аквариум – будет аквариум. Что там со сбитым? Я долго гашетку жал. ФКП должен был мировое кино заснять.
Вместо ответа командир открыл планшет и кинул мне фотку, кадр из фотокинопулемёта, таких я видел тысячи – и в прежнем теле, и в мошкинском. На снимке красовались наши самолёты, вдалеке – склад ЗИПа с печной трубой. А где следы снарядов, хвост американской «восьмидесятки», разлетающийся в лохмотья?
– Такое дело, Володя, – Петро сунул мне
