уже сжёг тела?
– Да, на восток посмотри, видишь, пылает?
Невысокий мужчина в коричневой робе посмотрел в сторону, куда указывал староста. И действительно, над одинокими сухими деревцами и каменными валунами клубился чёрный дым. Издалека можно было заметить зияющие дыры раскопанных могил и крохотные перекошенные памятники.
– Говорил же, что всё это устарело, – недовольно произнёс мужчина в робе, – зачем трупами землю портить. В телах уже ни души, ни жизни, просто оболочки. А вы всё про упокоение какое-то. Давно бы их сожгли и время сейчас не теряли.
– Не говори так, Доуэл. Это вы, реллийцы, ни во что не верите, а у нас принято людей земле предавать, – махнул рукой староста.
– И чего ради? Смысл в этом какой? На месте кладбища могли быть посевы или дома для переселенцев. А там одни трупы. О живых нужно думать. Теперь кочевники разгуляются, если Юэл с ребятами кого-то пропустили.
– Не пропустил, не переживай. А такие речи лучше больше не заводи, оскорбительны они.
– Кого же они оскорбляют? Тех, кто тратит силы и ухаживает за кладбищем? Или тех, кто вынужден высаживать семена в десяти километрах отсюда, так как ближайший чернозём занят захоронениями?
– Не будем, Доуэл. Сейчас проблема посерьёзней.
– Именно, Палисий. У нас проблема как раз из-за того, что Юэл вместо налаживания обороны сжигает тела.
Староста промолчал, виновато взглянув из-под мохнатых седых бровей на Доуэла. Деревня опустела, остались только те, кто собирался принять бой. Среди анкорцев и реллийцев затесалась одна женщина из остов. Переселенка, совсем недавно приехавшая в горы из-за болезни матери.
Не раздавалась по толпе защитников глупая бравада, никто не храбрился, не подмигивал, как это бывало среди старых вояк, вновь вернувшихся к любимому ремеслу. Люди стояли молча, глядя на холм, за которым набирало силу страшное бедствие. Все знали, что это их последний бой, и только щуплая, едва осязаемая надежда теплилась в душах местных жителей, что их семьи сумеют спастись за каменной стеной в лучах благодатного сияния земли.
– Иди, Палисий, уходи к остальным. Только ты сможешь сдержать стены убежища, – тихо произнёс Доуэл, сжимая древко кирки.
– Я вас не брошу.
– Палисий. Нашим жёнам и детям ты нужнее. Прошу, уходи.
Староста сплюнул, вкладывая в этот жест всё негодование, но подчинился. Отойдя от защитников к небольшому мостку, он обернулся и крикнул:
– Всех вас знаю, всех вас помню, дорогие! Будьте смелыми! И пусть Матерь примет каждого в свои тёплые объятия.
Оставшиеся подняли руки и приложили их к подбородку, как принято у реллийцев выражать почтение.
До пещеры староста добрался быстро. Женщины, дети, старики и калеки уже ютились внутри. В глазах их стоял животный страх. Многие дрожали, как от холода, хотя внутри разливался жар яркого жёлтого луча, бившего из земли в своды в самом центре галереи.
