приказал герцог, провожая взглядом лакеев, что понесли мадам в дом на руках.
Октава бросили в промозглую камеру прямо на старые растрескавшиеся плиты. А в особняке Ла Фалуаза проныра Клодин, шмыгая носом и вытирая сухие глаза, сообщила, что бедняжка Бланш потеряла дитя.
Оставшись одни в спальне, хозяйка и служанка пришли к выводу, что дурака Лантье Бог послал. Теперь и выдумывать ничего не нужно. Славно всё вышло! Одним махом герцогиня избавилась и от любовника, и от ребёнка. Но конечно, если бы не Клодин… словом, она вполне заслужила сто экю.
С утра разъярённый Ла Фалуаз явился к начальнику тюрьмы, и после его ухода приговор для офицера был вынесен быстрее, чем в котелке закипает вода. И уже в полдень Октав, закованный в кандалы, отправился на каторгу вместе с десятью бедолагами, ожидавшими своей участи в Шатле. За всю дорогу лишь один из приговорённых, тощий и вертлявый бродяга, заметил, что им ещё повезло. Ведь их могли вздёрнуть на Гревской площади нынче утром.
Глава вторая
Мамаша Фуан обернула младенца старой шалью и, словно крыса, зашмыгала по ночной грязной улочке. Трактир Дублона расположился в трущобах неподалёку от рыночной площади. В темноте только узкая полоса света из приоткрытой двери кабака освещала грязную узкую улочку. Вонь от сточных канав смешивалась с густым запахом кислого вина, заношенного тряпья, прогорклой пищи. Из трактира то и дело слышался грубый хохот пьянчуг, визг уличных девиц, брань и стук кружек по замусоленной столешнице. Иногда дверь распахивалась настежь, очередная потаскушка выскакивала на улицу и приседала возле канавы, задрав линялые грязные юбки. Мужланы и вовсе мочились, даже не сойдя с крыльца. Держась за стену, блевал какой-то щуплый парнишка, и приятели потешались над его страдальческим видом. Но старуху не трогало происходящее, она не ощущала вони и даже не повернула головы, когда за её спиной затеяли драку нескольких перепивших бродяг. Войдя в душный зал с дочерна закопчёнными потолком и стенами, она кивнула трактирщику, обрюзгшему рыхлому громиле с пустым взглядом водянистых глаз, и поднялась по скрипучей лестнице.
В комнате под покатым потолком сидели трое мужланов и тощий человек с голым черепом, обтянутым жёлтой кожей. Шляпа с обвисшими полями лежала на столе, среди оловянных блюд, полных объедков. Он курил трубку, следя за громилой с растрёпанной рыжей бородой, что считал монеты, складывая их в аккуратные столбики прямо на столе, залитым вином и покрытым жирными пятнами.
– Вот, хозяин, – заискивающе пробормотала мамаша Фуан, утирая вспотевшее лицо углом шали. – Девчонка. Крепенькая, словно яблочко, и похожая на ангелочка.
– Покажи, – равнодушно произнёс желтолицый.
Старуха угодливо распеленала младенца, который завопил от холода.
– М-да… недурна. Двадцать экю.
– Помилуйте, хозяин! Я отдала за неё пятьдесят! Это же не заморыш какой-то шлюхи, а господское дитя.
– Ха,
