тома ты начала? – спрашиваю я, приблизившись к ней.
Поскольку я ни за что не сяду сейчас рядом с ней на этот диван, я прислоняюсь плечом к ближайшей стене, полный решимости выглядеть так, будто мне плевать. На все вообще.
Когда она не отвечает, я складываю руки на груди, скрещиваю лодыжки и жду. Ведь лучшая оборона – это еще больше обороны.
Этому я научился из общения с моим папашей, хотя сам он потратил много лет, пытаясь научить меня прямо противоположному. Не говоря уже о попытках превратить меня в точно такое же чудовище, каким является он сам.
Вот только я давным-давно решил быть чудовищем другого вида, и к черту последствия.
Как можно заметить, пока что это удается мне просто великолепно.
– Я не знала, что эти дневники принадлежат тебе.
Поскольку, как только я вышел из ванной, у нее сделался виноватый вид, это брехня.
– Возможно, поначалу так оно и было, но ты не перестала читать, когда поняла что к чему, не так ли?
Она не отвечает, а просто смотрит на мой дневник.
– Впрочем, это не важно. Ты можешь читать их сколько хочешь. Хотя на твоем месте я бы пропустил тома в середине. Мои предподростковые годы были очень… – Я делаю эффектную паузу и даже невесело качаю головой, чтобы показать ей, насколько мне плевать. – Эмо.
– Только твои предподростковые годы? – спрашивает она, подняв обе брови.
– Туше́. – Я делаю полупоклон. – Но в конце стало лучше. Я развернулся по-настоящему только после того, как прочел «Апологию» Платона. Безжалостная самокритика в духе Сократа и все такое.
– А я-то думала, что всему, что ты знаешь, ты научился у маркиза де Сада.
Я отвожу взгляд и прикрываю лицо рукой, чтобы скрыть улыбку. У Грейс быстрый ум. Она, конечно, заноза в заднице, но соображает шустро. И она забавная.
– У меня есть один вопрос, – говорит она и опять опускает глаза на раскрытый дневник.
Я напрягаюсь, настораживаюсь, ожидая вопроса, который мне наверняка не понравится. Скорее всего, что-нибудь об отношениях с Джексоном, на что у меня не будет ответа. Большую часть жизни я старался понять суть этих отношений, но это все равно что биться головой о кирпичную стену.
Или так было до того, как он решил, что единственный способ разрешить наши разногласия – это убить меня. Тогда я решил, что он может идти в жопу. Я даже подумал о том, не прикончить ли мне этого мудака, пока у меня есть такая возможность. Ведь сам он без зазрения совести попытался сделать это со мной.
Но в конечном итоге я не смог. И, если честно, даже не попытался. Просто мне показалось, что для всех будет лучше, если на какое-то время я исчезну. А, может, навсегда.
– Что за вопрос? – спрашиваю я, приготовившись к худшему.
Грейс поднимает мой дневник.
– Если ты убежден, что это делаю я – что это я держу нас в этом
