пожалуйста, – голос дрожит, лицо бледное, глаза слезятся. – Я больше не буду, честное слово, – пищит, но его это не спасёт.
– Что я тебе сказал, когда сюда привёз? – спрашиваю, взяв стул и присев рядом с кушеткой. – Отвечай, – тороплю, когда он не спешит открывать рот.
– Прости…
– Отвечай, мать твою! – рявкаю на него.
– Здесь есть правила, за нарушение которых мне придётся отвечать, – тараторит и шумно сглатывает.
– Верно, – киваю. – Дальше, – велю и прожигаю его взглядом.
Вижу, что боится, ещё немного, и позорно заплачет, но сдерживается, мужик ведь.
– Ты мне даёшь крышу над головой, еду, одежду, образование, – проговаривает, переводя взгляд на потолок.
– Так, и? – подначиваю продолжать.
– А я должен слушаться и не творить херню… – не успевает закончить, как вскрикивает от боли, когда я прокручиваю его пальцы ног. – Прости! Прости! Больше не буду выражаться, – восклицает, правильно поняв, за что ему сейчас было больно.
– Ты знаешь, что тебя ждёт? – спрашиваю, всё ещё сдерживая свой гнев под замком.
Макс прав, он всего лишь тупой малолетний пацан, который не даёт отчёта своим действиям.
– Карцер, – кивает и прикрывает глаза.
– А если это повторится?..
– Меня ждёт колония для несовершеннолетних, – отвечает.
– Это в лучшем случае, – добавляю и, поднявшись на ноги, выхожу из кабинета.
Макс просовывает голову и осматривает Егора, выдыхает, заметив, что пацан жив, на что я фыркаю.
– Наташа, приводишь его в норму и вручаешь Лохматому, – приказываю женщине, и та, кивнув, возвращается к рабочему месту. – Пошли, – говорю Максу, направляясь в холл.
– Удивил ты меня, – усмехается друг.
– Я должен был сломать нос пятнадцатилетнему ребёнку, когда его организм борется с наркотой? – смотрю на него вопросительно.
– Ты всё решаешь кулаками, – пожимает плечами.
– Иди нахрен, – выплёвываю и, присев на диван в холле, подзываю мнущегося с ноги на ногу Лохматого.
– Грозный, я не виноват, он сбежал…
– Закрой хлебальник и слушай, – устало вздыхаю. – Ты за них отвечаешь, и мне насрать на твои отмазки. Ждёшь, когда Наташа сделает свою работу, пацана в карцер, а ты в соседний. Усёк?
– Ты шутишь? – хмыкает, переводя взгляд с меня на Макса, ища поддержки.
Но Макс не лезет, знает, что я прав и что, если спустить с рук, потом и вовсе хрен удержишь. Слабину нельзя давать, иначе всё разрушится, а я не зря корячился столько лет.
– Похоже, что шучу? – смотрю на него, и Лохматый мотает головой. – И хвоста чтобы я не видел, – киваю на идиотскую причёску, за которую его и прозвали этим именем.
– Грозный, это уже перебор…
– Какой это по счёту прокол? – не даю ему договорить.
– Второй, – опускает голову, уверен, вспоминает давний разговор.
