прочим, желание дикое, необузданное, неконтролируемое.
– Лучше убей, только не трогай, – припечатывает этой фразой, даже зависаю, так и не опустив её на кровать.
– Что за херню ты несёшь, Хрустальная? – хмурюсь, следя за её бледным лицом.
Дёргается от моего голоса, но не просыпается, а я ловлю себя на мысли, что в груди какое-то тепло от того, как она голову свою белокурую на моё плечо уложила. Вставляет этот жест похлеще алкоголя, и не с чем сравнить эти ощущения. Жуть как не люблю, когда я чего-то не понимаю, а сейчас я не врубаюсь, какого хера такая реакция.
Укладываю Хрустальную на кровать и избавляю от видавшего виды пуховика. Пару секунд размышляю над тем, чтобы раздеть её полностью, но решаю, что это плохая идея. Не сдержусь ведь, трахну её спящую.
Ещё одна лабуда, которая не поддаётся логическому объяснению. Обычно я сижу, раскинув ноги, а шлюхи меня ублажают, и нет желания наброситься на них, как на эту хрупкую девицу.
– Ром… – всхлипывает, заставляя развернуться на полпути к выходу. – Не надо, прошу, – скулит и сворачивается на кровати.
Это уже не смешно нихера. Что она несёт? Какой, к хренам, Рома, и что он не должен делать?
Какого-то чёрта возвращаюсь к койке и накрываю мелко дрожащее тело пледом. Нависаю над ней долго, всматриваюсь в лицо и пытаюсь вдуплить, что в ней такого, но, так и не догнав, покидаю спальню и закрываю дверь.
Подхожу к шкафу с бухлом и, налив себе порцию шотландского, залпом выпиваю. Не по кайфу мне всё это. Какого дьявола она мне сдалась? С какого хрена я не могу выкинуть её из головы? В свою кровать уложил, пледом укрыл… да в той койке вообще никого не было, кроме меня. Для перепихона у меня другая комната, я ценю своё место отдыха и не таскаю туда всякую шваль.
От мыслей отвлекает звонящий телефон, и, достав его из кармана, я закатываю глаза и устало вздыхаю. Ему-то что надо?!
– Да, – отвечаю, подойдя к бутылке на столе и плеснув себе ещё.
– Ты обещал быть на ужине, – с ходу заявляет недовольным тоном.
– А ты обещал матери любовь до гроба, – отвечаю и отправляю в глотку обжигающее нутро пойло.
– Не начинай, – рычит в трубку, хотя знает, что на меня это не имеет никакого эффекта. – Мила старалась…
– Отсосать тебе, чтобы хорошо жить? – усмехаюсь, перебивая его.
– Ты совсем охренел? – уже орёт во весь голос.
– Весь в тебя, – киваю, словно он может видеть. – Короче, не порти себе и своей суженой вечер. Я не приеду, у меня дела поважнее, – говорю серьёзным тоном и отключаюсь до того, как он выскажет мне то, что я уже неоднократно слышал.
Знаю, что веду себя как конченный мудак, но так называемый отец получает то, что заслужил. Не могу себя заставить поменять к нему отношение. Конечно, сейчас оно лучше, чем лет десять назад, но идиллии у нас никогда не будет. Я не прощу ему смерть матери и мои ночёвки под мостом с бомжами, пока он сидел на золотом толчке.
Набираю Толя и подхожу
