но вот был один мальчик, у которого все умерли оттого, что он прошёлся по крышке люка и никто его после этого не стукнул. Стукнули бы, так другое дело, нормально бы было всё. А так вот все умерли. Честное слово.
Таинственные знакомые знакомых – жрецы ритуала. Их усилиями держится, сил набирается страх. «Знакомый знакомого сказал…», «Был один мальчик…», «Одна девочка тоже так думала, но…» – истории, начинающиеся так, передаются пугливым шёпотом, и нет причин в них не верить.
Ритуалы обязательны. Незнание ритуала не освобождает от опасности, грозящей неисполнением. Все условия невыполнимы. Не наступать на асфальтовые трещины можно было, летая по воздуху, асфальт весь состоял из них, здесь дороги трещинами мостили. Так что Кира что ни день рисковала.
Как-то она ступила на трещину в парке, и мама тотчас заболела. Кира рыдала ночами в подушку, просила прощения у всех богов – только годы спустя и дошло, что связи тут не было никакой. Кире жаль маленькую Киру.
Совершенно в том разуверившись, она всё же плетёт ловушку, капкан из цветных – сетью связанных – ниток. Говорит – мне занять надо руки, это так хорошо отвлекает. Говорит – я не верю в их действенность. Ну серьёзно, сколько мне лет-то.
Говорит-то одно, а что делает?
Потому что вот в этом ловце не было перьев – тех самых, что притягивают добрые сновидения. Вместо них висели внизу ещё ловцы, совсем крохотные.
Ни единого пёрышка. Объяснялось всё просто: Кира не хотела снов ни добрых, ни злых, она предпочла бы не видеть их вовсе.
Она вешает ловушки в изголовье кровати и у самых ног, продевает леску под потолком и нанизывает поочерёдно, как бусы.
Комната увешана ловцами, и каждый отбрасывает на стены узорчатую тень, умножая количество многократно.
Уходите, сны, уходите прочь. Попадайтесь в нитяные сети, бейте напрасно крылами.
Из внешней почти-темноты доносится тихий плач и скрип, похожий на скрежет зубовный. Кира задёргивает шторы, успевая заметить, что одно из соседских окон горит розовым мутным светом – никогда не дремлет рассада.
В комнате делается темно, от предметов остаются одни очертания. Это, конечно, обман: окажись здесь Яся, она непременно опрокинула бы стоящий посреди комнаты стул, ударилась бы о напольную вешалку – всё, что имеет лишь контур, обрело бы вмиг тяжесть и звук.
Но Яси тут не было. А для хозяйки квартиры, двигавшейся так осторожно, стоявшие всюду предметы были тише молчания, бесплотнее тени. Что там свернулось в кресле – свитер, колготные выползки, кот?
(Хоть бы не кот. В этой тихой квартире кота не было отродясь.)
Луна лезет втихую в окна, вором крадётся невидимый пепельный свет, касается век – не спи, глазок, не спи, другой, – и от лунных прикосновений станут тёмные утром круги, метка сестринства, символ бессонья.
Уже перед самым рассветом Кира выпрямляет окаменевшую спину, потирает застывшие ладони. Солнце едва
