зеркало, амулет из храма И́сэ, доставшиеся от зажиточной тётки, и веточка вечнозелёного дерева сакаки.
Умеко попыталась зажечь благовония, но глиняная чашка с высушенными можжевельником и чабрецом выскользнула из рук и с грохотом покатилась по полу.
– Да чтоб тебя! – пробурчала Умеко. – Разве тут помолишься? Такую дочь и врагу не пожелаешь!
– Надень халат. Возьми мои гэта, они покрепче будут, и следуй со мной, – скомандовала Умеко на следующий день.
Каори выпрямилась над корытом, в котором мыла посуду, и дунула на прядь волос, то и дело выбивавшуюся из косы и падавшую на глаза. Она обеспокоенно спросила:
– Матушка, куда мы отправляемся? Нужно предупредить отца.
– Поднимемся в горы. Говорят, там много дикой петрушки. Отца не беспокой. Он занят приготовлением к паломничеству. Ищет повозку с возницей. – Умеко старательно отводила взгляд. – Ах, простите меня. Я знаю, что вознице нечем платить. Только не отдавайте ему амулет из храма Исэ, матушка. Он так дорог вам! Мы что-нибудь придумаем. Когда я вернусь, то… – скороговоркой выпалила Каори, но так и не закончила последнюю фразу, заметив, как исказилось лицо матери.
– Хватит болтать! И не забудь корзинку! – рявкнула Умеко и выскользнула на улицу. Каори с матерью поднимались по скалистой тропе, вдоль которой, точно клокастая козья борода, росли кусты. Мелкие камушки катились из-под сандалий и с глухим перестукиванием падали вниз. Каори хотелось обернуться, чтобы взглянуть на деревню и на холм с дотаку, но страшно было поскользнуться и сорваться.
И почему это матушке вздумалось именно сейчас отправиться за петрушкой? Нет никакого желания перед самым паломничеством разбить колени.
Под деревянной подошвой то песок хрустел, то сухая трава, а то и вовсе ноги разъезжались по жиже и проваливались в ямины. Каори расцарапала ладони об острые камни и с трудом сдерживала ворчание – стоит ли зелень таких мучений? Тем более ветер на вершине посуровел и нагло раздувал платье колоколом. День был в самом разгаре, но небо затянула серая пелена – собирался дождь. А может, это у Каори помутнело в глазах из-за усталости.
Наконец Умеко остановилась на узкой каменной площадке и указала на расщелину в скале, занавешенную мхом и длинной густой травой:
– Зайди внутрь.
Вход обрамляли нанизанные на толстые верёвки чёрные головешки, похожие на перегнившие тыквочки, усыпанные белёсыми личинками. Каори ступила вперёд, присмотрелась и в ужасе отшатнулась. Это были вовсе не овощи, как ей поначалу показалось, а присыпанные углём черепа каких-то мелких животных.
– Матушка, я лучше здесь побуду. – Входить в такое место Каори совершенно не хотелось, поэтому она решительно помотала головой.
Тогда случилось неожиданное. Умеко, расплёскивая раздражение, схватила дочь за воротник, словно провинившегося щенка, и забросила в небольшую пещерку, вымощенную песчаником. В центре на выщербленном огромном камне под охапкой хвороста мерцали угольки, обволакивая всё пространство
